В твоих пылких объятиях
Шрифт:
У Элиссы заныло под ложечкой – до того ужасным и невероятным показалось ей то, что рассказывал этот человек.
– Вы… вы точно это знаете? У вас есть доказательства?
– Говорят, отец Ричарда построил этот павильон именно для такого рода забав. Недаром он стоит в стороне от дома. Блайт-старший не хотел, чтобы об этом проведали слуги.
– И Ричард…
– Остается только догадываться…
«Помнится, Ричард как-то упомянул о том, что потерял невинность в юные годы, а еще он терпеть не мог этот павильон, – подумала Элисса. – И писал пьесы об аморальных, развратных людях, сделавшихся игрушками собственных страстей.
Впервые с тех пор, как Ричард ее оставил, Элисса задумалась об этом по-настоящему.
Да, временами он был циничен, и во взгляде его сквозила затаенная горечь, тем не менее любить он был еще способен. Это было заметно по всему – надо было только уметь видеть. Подлинное чувство к ней отражалось в его глазах, слышалось в его голосе, ощущалось в его крепких объятиях.
Элисса словно прозрела, и теперь сомнений в том, что Ричард ее любил, у нее не осталось. Он никогда не сделал бы ей плохо, а Уилу – тем паче. В этом сомнений у нее тоже теперь не было.
Она совершила ошибку, не поверив ему. Она поторопилась обвинить его во всех смертных грехах, причем не на основании того, что узнала о нем сама, а на основании того печального опыта, который приобрела за годы жизни со своим первым мужем.
Ричард любит ее, а она – его, и пусть Седжмор говорит все, что ему вздумается, распускает какие угодно слухи и сочиняет самые невероятные истории…
– Не сомневаюсь, что ваш блистательный адвокат без труда добьется для вас развода, – сказал Седжмор. – Об умении мистера Хардинга вести дела свидетельствуют великолепные брачные договоры, которые он составляет. Если бы не эти документы, я никогда бы не поверил, что собственность жены можно столь успешно охранять от посягательств законного мужа. Он прямо-таки виртуоз по этой части, этот ваш мистер Хардинг. Подумать только, он свел права мужа к жалкой роли младшего управляющего, который ничем не владеет, денег не получает и лишь помогает хозяйке разбираться с текущими делами… Воистину он достоин восхищения.
Элисса, опираясь руками на стол, поднялась, покачнувшись на ослабевших вдруг ногах.
– Уходите, прошу вас…
– Дорогая Элисса! – воскликнул мистер Седжмор, устремляясь к ней и заключая ее в объятия. – Позвольте мне вам помочь.
– Немедленно отпустите меня! – вскричала Элисса, которую прикосновения Седжмора заставили содрогнуться от отвращения. – И уходите – я хочу побыть в одиночестве. Я благодарна вам за желание оказать мне помощь, тем не менее вынуждена еще раз повторить свою просьбу – уходите!
Седжмор сделал шаг назад.
– Ну, если вы настаиваете…
Элисса, продолжая опираться руками о стол, посмотрела на гостя в упор:
– Я настаиваю.
– Очень хорошо, леди Доверкорт. Как говорится, желаю здравствовать. Быть может, я заеду к вам в другой раз, когда…
– Да, – да, заезжайте – в другой раз, – заторопилась Элисса, которая была готова пообещать ему все, что угодно, лишь бы он оставил ее в покое.
Наконец он удалился, этот милейший мистер Седжмор, ее друг и добрый сосед, чьи владения граничили на севере с ее земельными угодьями. Как жадно, однако, он на нее смотрел… И откуда, спрашивается,
Рухнув на стул, Элисса уставилась на закрытую дверь.
– Боже мой! – простонала она. – Что я наделала?!
В следующую минуту, однако, она взяла себя в руки, и нахлынувшее на нее чувство беспомощности уступило место железной решимости. Вскочив со стула, она позвала слуг и сына.
Она немедленно отправится вслед за мужем в Лондон и возьмет У ила с собой!
Роберт Хардинг поднял глаза от лежавших перед ним бумаг и посмотрел на ворвавшегося как буря в его кабинет Ричарда Блайта. Взгляд посетителя не предвещал ничего хорошего, а поза была угрожающей. Диллсворт, новый клерк мистера Хардинга, стоял за спиной Блайта бледный как смерть. Было очевидно, что бедняга просто не смог противостоять бурному натиску нежданного гостя.
Мистер Хардинг несколько секунд расширившимися от удивления глазами созерцал эту картину, после чего его взгляд вновь принял привычно холодное, с оттенком легкого презрения, выражение.
– Чем обязан, милорд? – спросил он Ричарда ледяным тоном. – Вы удостоили меня чести…
– Приятно слышать, что вы вдруг заговорили о чести, – с сарказмом перебил его Блайт.
Он пробыл в Лондоне уже несколько дней, но возможности увидеть человека, который обвинял его во всех смертных грехах, ему все не представлялось, .
Обращаясь к мистеру Хардингу, Ричард старался сохранить самообладание и говорить ровным, спокойным голосом, но это ему плохо удавалось. Стоило ему только подумать об ужасных обвинениях, которые выдвинул против него мистер Хардинг, как его мгновенно охватывал гнев.
– Как вы посмели бросить мне в лицо клеветнические, не подкрепленные фактами обвинения? – громким срывающимся голосом спросил он.
– Идите-ка отсюда, Диллсворт, и не забудьте прикрыть за собой дверь, – с убийственным спокойствием распорядился мистер Хардинг.
Диллсворт, которому было любопытно узнать, какое дело привело к его хозяину такого грозного на вид, вспыльчивого клиента, послушно удалился.
– Похоже, мое появление вас удивило, – возобновил наступление Ричард, когда клерк вышел. – Неужели моя женушка еще не поставила вас в известность о том, что я сбежал из дома, чтобы снова ступить на стезю греха и порока?
– Никаких известий от леди Доверкорт я не получал.
Ричард вдруг осознал, что приготовленная им заранее гневная тирада уже не способна никого сокрушить. Оказывается, Элисса не сообщила своему адвокату о его отъезде. Но что бы это могло значить?
– Быть может, вы все-таки присядете, милорд?
– Я не собираюсь у вас рассиживаться! Мне необходимо узнать, по какому праву и на каком основании вы позволили себе…
– Прошу вас сесть, милорд! – властно перебил его Хардинг. – Я родом отнюдь не из семьи адвокатов, а потому мои методы убеждения, возможно, не столь изысканны, как у других лондонских юристов, но действуют безотказно. Уверен, будь мистер Моллипонт здесь, он бы, без сомнения, это подтвердил.
Ричард подивился самоуверенности этого человека. Воистину «железный Хардинг». На его месте любой другой адвокатишко давно бы уже трясся как осиновый лист, опасаясь последствий его гнева.