В военном воздухе суровом
Шрифт:
Пастухом оказался сухонький старик. Стыдно мне было признаваться, что заблудился, - разговор начал издалека:
– Не найдется ли у вас, дедушка, закурить?
– спросил, будто только потому и приземлился, что оказался без курева. Другого повода завязать непринужденный разговор я не придумал.
– Самосад уважаете?
– протянул он кисет, не проявляя, к счастью, ни малейшего любопытства по поводу истинной причины приземления.
– Еще как уважаю!
– отвечаю.
Закурили. Какие только разговоры я не заводил с пастухом в надежде на то, что он назовет хоть какой-нибудь населенный пункт в этой окрестности. Собеседник говорил охотно и о чем угодно, но только географии, как назло, не касался. Время меня, однако, поджимало, я начал
– А вы, случайно, сами не из этой деревни будете?
– и показал в сторону железнодорожной станции.
– Не деревня это, а город Моздок!
– обиделся старик. У меня под шлемом волосы зашевелились: я оказался настолько далеко от Нальчика, что со своим запасом бензина уже не мог туда долететь. Дело закончилось тем, что пришлось давать телеграмму.
Горючее мне доставили на другой день самолетом. С тех пор я и зарубил себе на носу: верь компасу!
...Выдерживая курс на Артемовский аэродром, мы пролетели над глубоким оврагом. Впереди на горизонте возвышался холм. Судя по времени, за ним должна быть наша цель. А вдруг мы уклонились в сторону? И от такой мысли будто жаром обдало. "Верь компасу!" Разгоняю скорость, косясь на ведомых - они рядом.
Под самолетами подвешены выливные приборы с гранулированным фосфором. Чтобы поджечь самолеты противника, приборы эти нужно открыть на очень малой высоте, иначе огненный дождь погаснет, не достигнув земли: фосфорные шарики при падении быстро сгорают в воздухе.
Перед самым холмом чуть подбираю ручку, и перегруженный штурмовик плавно идет вверх. Все шире панорама, и вдруг взору открываются стоящие в два ряда бомбардировщики. Почти прямо по курсу. Значит, вывел группу на цель!
Сейчас атака... Начал опускать нос штурмовика, и тут что-то оглушительно хлопнуло, самолет тряхнуло, он резко накренился. В правом крыле зияет дыра. А руки и ноги действуют рефлекторно. Крен убран, штурмовик продолжает послушно снижаться. Перебоев в моторе не слышу. Впился глазами в наплывающий на сетку прицела бомбардировщик с крестами. Из-под крыльев моего штурмовика рванулись к нему "эрэсы". Заработали пушки и пулеметы. Очередь, вторая, бомбардировщик вспыхнул. А земля уже близко. Вывод из пикирования, нажатие на кнопку, мгновенный взгляд назад. Мои ведомые несутся с огненными хвостами горящего фосфора, словно сами пылают. Белый дым окутал стоянки самолетов...
Впереди, где кончается аэродром, стеной стоят высокие сосны. Капот моего штурмовика ниже их вершин. Делаю "горку", и тут же снарядом ударило по мотору, в лицо, как из пульверизатора, полетели водяные брызги. Сбавил обороты, чтобы не перегружать поврежденный двигатель, скорость резко уменьшилась. Мои ведомые один за другим проскочили вперед, и вскоре я потерял их из виду.
Стрелка давления масла медленно двигалась к нулевой отметке, а температура воды неумолимо росла: повреждены маслопровод и система охлаждения. Мотор скоро заглохнет, а лететь до линии фронта более пяти минут... Пока мотор кое-как еще тянул, я набрал немножко высоты, чтобы можно было спланировать на подходящее место, когда двигатель откажет. Лобовое бронестекло помутнело, впереди ничего не видно. Очки забрызгало маслом, сдвинул их на лоб. Смотрю через открытую боковую форточку, от потока воздуха слезятся глаза.
Лечу уже совсем низко, мотор все еще живет, хотя работает натужно, на "последнем дыхании". Но с каждым оборотом винта я нее ближе к линии фронта. Затеплилась надежда: может, дотяну до своих? Высота уже два-три метра, скорость критическая, самолет плохо слушается рулей. Заглох двигатель. "На фюзеляж или на колеса садиться?", а рука уже рванулась к рычагу выпуска шасси. Два характерных толчка - вышли колеса, и штурмовик со скоростью более ста километров в час покатился под уклон по каменистому грунту. И вдруг - треск: самолет рухнул на фюзеляж и со скрежетом пополз...
Тишина. Поднятая пыль на время скрыла высокое солнце.
Не поднимая головы, приготовился к прыжку. Жду следующей очереди. Опять полоснуло. В одно мгновение я выскочил из кабины и распластался на земле. Теперь затрещали и автоматы. Значит, меня заметили...
Прижался к горячей броне мотора у покореженной лопасти винта. Стреляли только сзади. Надо ползти вперед, чтобы скрыться в траве с желтыми цветами-метелками. Но свист пуль словно приковал к земле, и я не мог себя заставить пошевелить рукой. В ушах почему-то навязчиво звучало: "Сатана там пр-р-равит бал, там пра-авит бал..."
Чувство обреченности овладело мною. Положил подбородок на сложенные перед лицом ладони, бездумно уставился в одну точку. А все вокруг было освещено солнцем, цвела степь. Перед глазами покачивалась былинка, и по ней как ни в чем не бывало неуклюже ползла божья коровка. Добравшись до самого верха, она расправила крылышки и поднялась в воздух. Я повернул голову вслед за ней - в поле зрения что-то блеснуло - я вздрогнул. Нет, это не вспышка выстрела, а какой-то мягкий блеск. Что бы это? Снова медленно повел головой в ту сторону опять блеснуло. Наконец я увидел совсем близко - рукой дотянуться - небольшой светло-коричневый камень с шершавой поверхностью и почти зеркальной гранью на сколотом ребре. Такие кремни мы собирали в детстве, чтобы куском напильника высекать огонь. Сколотая пулей или осколком грань кремня блестела на солнце. Я взял камень, ощущая ладонью его тепло, сунул его в карман. Подумал: "Кончится война, он будет лежать у меня на видном месте. Дам его граверу, чтобы на сверкающей грани сделал надпись: "21 июня 1942 года". Это будет дата моего второго рождения. Я расскажу историю об этом камне моим детям, которых у меня еще нет, но которые, конечно, будут..."
Эти мысли вывели меня из оцепенения. Пулемет продолжал строчить, и я взвел пистолет. В это время вверху что-то странно зашелестело... Я припал лицом к земле, закрыл глаза - жахнуло где-то позади штурмовика. Пулемет умолк. Я догадался, что это бьет наш миномет, бьет оттуда, где стоит покосившаяся опора высоковольтки. Надо ползти в ту сторону, и скорее, пока пулемет молчит...
Выглянул из-за мотора. Конечно же, пулемет строчил с холма, с "господствующей высоты". Пополз по-пластунски, прильнув всем телом к земле, работая локтями, коленями, носками сапог.
Наконец-то добрался до того островка травы, который заметил еще из кабины. Но за травой не видно, что делается вокруг. А если фрицы где-то близко и тоже вот так хитроумно ползут, чтобы сцапать меня? Поднял голову из травы - щелчок по голове, что-то звякнуло. Припал к земле, провел рукой по шлему - в палец впился осколок стекла. Сдернул шлем с головы - стекла очков выбиты начисто. Шальная пуля? А может быть, и снайпер засек по блеску очков? Швырнул шлем в сторону.
Долго еще я полз от одного островка травы к другому, пока не оказался у опоры высоковольтки. Теперь путь преградила спираль Бруно - огромный моток колючей проволоки. Ее не перепрыгнуть даже с разбегу, а мне нельзя и головы поднять... Полз вдоль спирали, там отыскалась большая дыра, пробитая снарядом. Пролез через нее и тут окончательно выбился из сил.