В военном воздухе суровом
Шрифт:
Мише Ворожбиеву надоело быть в этом УТЦ. После Кировограда он оказался под Днепропетровском. На аэродроме появился серебристый двухмоторный самолет СБ. По старой памяти (образец 1933 года) именовался он скоростным бомбардировщиком. Все-таки боевая машина! Ворожбиеву, как и другим инструкторам аэроклубов, дали всего лишь по десятку провозных полетов и выпустили в рекордно короткий срок самостоятельно. Но и этот единственный самолет куда-то забрали.
Зимовать пришлось в Котельникове - под Сталинградом. Там Ворожбиеву пришлось изредка летать
Хоть и известные истины повторял комэска, а слушать его надо очень внимательно. Вдруг последует контрольный вопрос - отвечать невпопад неудобно.
Но в этот погожий день и с той самой минуты, о которой сейчас шел рассказ, на Миллеровском аэродроме начали развертываться с неимоверной быстротой неожиданные события.
Комэска еще говорил, а один из летчиков шепнул что-то соседу, тот толкнул локтем следующего, и сигнал этот волной прошелся по шеренге. Все, как один, перестали слушать комэску, отвернув от него головы в одну сторону.
А там, куда все пялили глаза, над самой крышей сарая бесшумно несся к аэродрому темный остроносый самолет. Обогнув сарай, он еще ниже прижался к земле над летным полем да так "пробрил" над "Т", что финишер, втянув голову в плечи, с перепугу упал. Летчик резко "переломил" самолет, он с ревом круто пошел вверх - посадочные полотнища сдуло струёй от винта. Штурмовик завалился в крен и, сделав круг над аэродромом, эффектно приземлился в положенном месте на три точки.
Такое вторжение было дерзким вызовом порядку на аэродроме УТЦ. Во-первых, самолет прилетел неожиданно, без предварительной заявки, - не положено. А во-вторых, сколько недозволенных "номеров" выкинул летчик в воздухе за считанные минуты! Даже на стоянку рулил не со скоростью быстро идущего человека, как положено, а несся, словно автомобиль. У самолетов СУ-2 штурмовик резко затормозил, крутанул хвостом на месте, обдав стоявших в строю летчиков пылью, и стал в рядок с другими машинами, ничуть не нарушив симметрии...
Неизвестный летчик покорил всех лихостью и точным расчетом. Афанасьев заметно побледнел. "Интересно, как комэска будет снимать "тонкую стружку" с незваного гостя?" - подумали летчики.
Дальше события развивались еще быстрее, так что наблюдавшие еле успевали следить за происходившим.
Как только винт на штурмовике сделал последний оборот и встал, из фюзеляжного лючка позади кабины летчика проворно выскочил чумазый механик в промасленном комбинезоне. Самолет одноместный, а прилетело двое - тоже нарушение! Механик сразу начал копошиться у мотора. Из кабины на крыло быстро выбрался летчик. Маленький ростом, щуплый, уже немолодой. Сбросил с себя парашют, сдернул с головы шлем, швырнул небрежно на парашют. Сунул руку за пазуху гимнастерки, извлек оттуда пилотку и туго напялил ее на седеющую шевелюру, почти на самые уши. Разогнал под ремнем складки, одернул
На груди у летчика орден Ленина, большой парашютный значок мастера с подвеской, а в петлицах - две "шпалы". Звание, как и у нашего комэски, - силы, значит, равные...
Афанасьев стоял выжидающе, не сходя с прежнего места. В руке у него красный и белый флажки - символ власти руководителя полетов, которому на данном аэродроме должны подчиняться все без исключения.
Летчик соскочил с крыла, быстро зашагал к Афанасьеву.
– Кто здесь старший?
– строго спросил он еще на ходу.
– Руководитель полетов майор Афанасьев, - ответил комэска, приложив руку к головному убору. Майор с орденом Ленина козырять не стал, сунул Афанасьеву руку, тряхнул за кисть. Комэска сделал вид, что не заметил этой фамильярности.
– Разрешите узнать: откуда, кто и по какому делу?
– официально спросил он.
– С фронта. Холоба-а-ев!
– растянул гость.
– А о деле я буду разговаривать в вашем штабе с начальником УТЦ.
– И, не дав Афанасьеву рта раскрыть, требовательно сказал: - Мне машину, в город, срочно...
– Машина только дежурная, а у нас сейчас начнутся полеты...
– Давайте дежурную, я быстро отпущу...
– И, не дожидаясь согласия, властно махнул рукой водителю. Заскрежетал стартер, машина подкатила, майор вскочил в кабину, хрястнул дверцей, и полуторка запылила в город. Словно вихрь пронесся на наших глазах: только был человек - и нет его. И "стружки" никакой не получилось: ни тонкой, ни толстой.
Полеты не начинали до возвращения дежурной машины, а летчики тем временем обступили штурмовик. Механик Кожин охотно отвечал на всевозможные вопросы.
– Этот самолет воевал?
– А как же! О нем даже в "Правде" статья была. Читали?
– Нет... А по какому это случаю писали?
– заинтересовались окружившие.
– Так это же единственный у нас в полку самолет, который на боевой работе ресурс двигателя выработал полностью.
– А разве другие не вырабатывают?
– Не успевают... И этот много раз с дырками возвращался, Подлатаем - снова полетел. И номер его в той статейке называли: No 0422.
Номер Кожин произнес, как фамилию знаменитости, а о самолете рассказывал, будто о разумном существе.
– Это вот зениткой крыло повредило, - показал он на большую дюралевую заплату, - а вмятина на капоте - осколком угодило... А вон то, на хвосте, "мессеры" клевали...
– А кто на нем летал?
– Разные летали летчики, а я у него один. Отсюда в мастерские погоним мотор менять, греется, начинает стружку гнать...
...Боевой самолет со следами многих ранений... Не один летчик сидел в его кабине, нажимал пальцами на гашетки... Так сколько же он фрицев уничтожил, сколько сжег танков и машин? Над какими местами проносилась эта, прозванная фашистами "черная смерть"?