В военном воздухе суровом
Шрифт:
В оросительных каналах вместо воды чернела грозненская нефть. Это был новый вид противотанковых препятствий: в нужный момент каналы заполыхают огнем...
Кое-кто из нас примостился в кузовах растрепанных, громыхавших на ухабах грузовиков, но большинству пришлось продолжать пеший путь, начавшийся от Ростова. Ехали и шли молча - одолевали невеселые мысли. После зимних поражений гитлеровских войск под Москвой, Тихвином и Ростовом многие думали, что наступил наконец перелом в войне. Ведь гитлеровцы потеряли тогда около тридцати
В тот самый день, когда мы двигались по пыльной долине Алхан-Чурт, и Москву прибыл Черчилль. Но не с вестью о высадке союзников в Европе. Вместо этого премьер, по его же выражению, приведенному в послевоенных мемуарах, прилетел в Москву с "куском льда". И. В. Сталин написал ему: "...Легко понять, что отказ правительства Великобритании от создания второго фронта в Европе наносит удар всей советской общественности... осложняет положение Красной Армии на фронте и наносит ущерб планам Советского Командования..."
Мы, конечно, не подозревали об этом "куске льда". Меня война занесла в знакомые места. Вспомнил санаторий Буюр-Нус, откуда заспешил в Николаев, чтобы не опоздать на фронт. А сейчас в Крыму немцы, и, кажется, на всех хватит этой затянувшейся войны. Враг рвется к Нальчику - городу моей крылатой юности, где в 1934 году я начал работать летчиком-инструктором в аэроклубе. В Дербенте, куда мы теперь направлялись, побывать не довелось, но об этом древнем городе я слышал от матери в детстве.
Зимними вьюжными вечерами, когда в трубе завывал "домовой" и шальная пурга заметала сталинградские степные дороги, на нашей церкви в слободе Николаевской тревожно звенел колокол - сигнал для путников, застигнутых в степи бураном. А в родительском доме перед образами светила лампада, отбрасывая на стены зыбкие тени. Мать лежала со мной на теплой печи за ситцевыми занавесками и повторяла историю своей жизни. Пришлось ей с моим отцом, призванным на военную службу в Туркестан, плыть на пароходе из Дербента по "синему морю".
– И таке ж воно лышенько було, - говорила мать.
– З неба молыния бье та бье, а буруны таки высоки-высоки, як та круча, що у нас биля озера Будкового. Думала, що кинець свиту и страшный суд прийшов. Всю ниченьку бабоньки молылысь, и господь-бог не дав нам утопнуть... А утром сонычко блыснуло,. море стало синим-присиним...
От этих воспоминаний щемило сердце: разве можно было предположить, что война докатится до этих мест, которые я когда-то считал краем нашей земли? Вот и увижу теперь Дербент, где полвека назад ступала нога моих покойных родителей, увижу и то самое синее море, о котором
...Остановку для сбора полка сделали на окраине Гудермеса возле заброшенного сарая и скирды.
От несметных полчищ комаров и мошкары звенел воздух. Наверное, поэтому мы и не сразу услышали звук моторов высоко летевшего немецкого разведчика.
– Повыше Эльбруса попер, на Баку, - заключил Талыков, взглянув на свою карту.
– А может, и на Тбилиси, - возразил ему Федя Артемов, не перестававший отмахиваться от назойливой мошкары. Уши у него покраснели и опухли, но шлема, как все прочие, он не надевал. На голове - пилотка набекрень, из-под нее пушится русый чуб...
К вечеру гнус одолел нас окончательно, и мы спасались в сарае. Из всех его щелей наружу валил густой кизячный дым. Улеглись на полу, накрывшись с головой чем попало, но комары все же находили лазейки и жалили. Среди ночи поднялся гвалт, потом послышался смех. Это у Феди Артемова, лежавшего у дымаря, выгорел подол гимнастерки. Тогда Талыков толкнул меня в бок:
– Айда на скирду!
– Зачем?
– Будет чем дышать, и все ж там высота, а у комаров "потолок" небольшой, если они атакуют нас с бреющего.
– Идея!
– дружно поддержали Талыкова несколько голосов.
Задыхаясь от дыма и кашля, на карачках выбрались из сарая, побежали к скирде. У нее бока крутые, с трудом вскарабкались, становясь друг другу на плечи. Но и оттуда вскоре пришлось скатываться кубарем: комары отлично "работали" и на высоте. Остаток ночи мы балагурили в своем убежище под дымной пеленой.
Мы не знали, куда двинемся после Дербента, и кто-то высказал предположение, которое никому до этого и в голову не приходило:
– А ведь нас могут теперь через Иран в Англию послать.
– Зачем?
– Так надо ж второй фронт открывать! Они, как видно, дрейфят, а мы пообвыклись, пример им покажем...
– А и в самом деле могут послать...
– Только пообносились мы здорово, внешний вид не подходящий.
– За этим дело не станет, новое выдадут.
Мысль о посылке советских летчиков для открытия второго фронта показалась правдоподобной. А потом еще размечтались о том дне, когда кончится война. Понимали, конечно, что придет этот день не скоро, поэтому счет времени вели трезво.
– Сколько пятились на восток, столько же и потерянную территорию отвоевывать придется, - высказался Федя Артемов.
Но кто-то его подправил:
– Это если только до нашей границы наступать, а как до самого логова - то еще годик придется накинуть...
– А интересно: будет ли тогда парад на Красной площади?
– Спрашиваешь! Конечно, будет! И наземный и воздушный! Штурмовиков через Красную площадь на бреющем пошлют.
– На бреющем нельзя - кремлевские башни высоки!
– А мы чуточку повыше их!