В военном воздухе суровом
Шрифт:
Нам с Талыковым - благодарность. Дружно отвечаем:
– Служу трудовому народу!
Леня Букреев рассказывает...
В Ачалуках командир полка решил отметить окончание второго "тура" торжественным ужином. Кроме каши, которая "шептала" в большом котле, должно быть еще и вино. Небольшой бочонок, неведомо кем и где раздобытый по такому случаю, дожидался своего часа около дверей сакли.
Перед ужином к нам на У-2 наведался начальник политотдела дивизии.
– Что в бочонке?
– спросил он, ткнув его каблуком хромового сапога.
– Вино.
– Значит, так
– Не дожидаясь ответа, он вытащил дамский кольт-браунинг, висевший у него на крутом бедре, пальнул в бочонок и улетел.
Так наш бочонок без суда и следствия угодил под расстрел. Но не все из него вытекло - прицел был взят высоковато. Смекалистые ребята принялись из лужиц черпать красную влагу ложками, собранное фильтровали через бинт. Так что на небольшую компанию этого должно было хватить.
Константин Холобаев уселся по-татарски на полу сакли, усадил вокруг летчиков. Консервная банка с вином пошла по кругу.
Не успела она снова вернуться к командиру, как в дверях в комбинезоне, в летном шлеме появился... сержант Леня Букреев! Почти две педели прошло с тех пор, как он полетел на Дон бить переправу и не вернулся в Кагальницкую. Его считали погибшим, а он подоспел на торжественный ужин.
Командир расцеловал Букреева, усадил возле себя, поднес ему банку с вином.
– Выпей, кашей закуси, а потом рассказывай все по порядку. Леня вначале набросился на кашу, а потом выпил и начал свой рассказ:
– ...Взлетели мы тогда звеном часов в одиннадцать. На мост зашли с противоположного берега. Зенитка так била, что небо потемнело.
На ближнем берегу я заметил вспышки - стреляло зенитное орудие. Прицелился по нему - послал одну, второю, третью очередь - не замолкает. Совсем уже снизился, вижу орудийный расчет, но фрицы от моих трасс не разбегаются. Значит, это смертники, которых к пушкам цепями приковывают.
Зенитка скрылась под крыло, начал целиться в мост, чтобы попасть бомбами наверняка, как у Белой Калитвы... На этот раз подвел самолет еще ниже, нажал на кнопку да рычагом аварийного сброса продублировал. Самолет швырнуло взрывной волной, в кабине бензиновый туман, масло хлещет - дышать нечем...
Через форточку увидел на берегу скопление машин с пехотой. Решил: "Врежусь туда, как капитан Гастелло!" Но в это время сильно ударило в крыло, штурмовик накренился. С трудом его выровнял и оказался не над колонной, а над плавнями. Мотор заглох. Не успел опомниться, как плюхнулся в камыши - только брызги во все стороны.
Выскочил из кабины - очутился по пояс в воде. Глянул на самолет - одно крыло к самому хвосту вывернуло. Такое зло взяло: хотел ведь вспыхнуть факелом, а оказался, как лягушка, в болоте. Вскарабкался на крыло, выхватил планшет с картой, саданул сапогом по приборной доске - стекла со звоном посыпались. По часам ткнул пистолетом - ба-бах!
– он оказался взведенным. Противник близко, наверное, услышал. Подался я по камышам дальше. Выбрался на сухое. Мотоциклы тарахтят - дорога поблизости. Увидел двух немецких мотоциклистов, упал в высокую траву - не дышу. А при мне ведь секретная карта, ее уничтожить надо. Скомкал, спичку поднес - дым вверх пошел. "Что ж я делаю? Заметят!" Навалился грудью, погасил. Разорвал
Перебежал дорогу, подался на юг. Километров пять гнал по зарослям без передыху. Широкую протоку надо переплывать. Только стянул сапог, а по другую сторону из-за кустов вышел здоровенный фриц: голый по пояс, загорелый, живого барана на горбу прет. "Неужели и сюда просочились? Надо брать правее..."
Вскоре увидел стадо. Подкрался поближе - там два пастушка.
– Что за село виднеется?
– спросил я. Хутор Титов. А вы, дяденька, летчик? Летчик... Там немцы есть?
– Не-е...
– А от Титова дорога на Маныч есть?
– Есть, дяденька, есть...
Подхожу к Титову с опаской. У крайней хаты женщины лясы точат, заметили меня - разговор смолк. Я остановился.
– Немцы есть?
– кричу издалека, чтобы в случае чего успеть скрыться и кустарнике.
– Подь ближе! манит руками.
– Немцы там!
– показывают в сторону Николаевской.
Пригласили и сенцы, табуретку поставили. Присел я, мне черпак холодной воды подали. Выпил залпом, еще попросил, на меня почему-то боязно смотрят. А я, оказывается, одной рукой черпак принял, а в другой все еще держу пистолет. Забыл я о нем, неловко стало.
Допивал я второй ковш, в сенцы вбежали два подростка.
– Дяденька летчик, а вам куды?
– На Веселый.
– Айда с нами. У нас и кони есть.
Вышел - во дворе стоят три лошади. Вместо седел - ватные одеяла сыромятными ремнями к спинам привязаны. Пацаны уже уселись верхом, взрослые взвалили лошадям на холки по мешку.
– Чьи лошади?
– спрашиваю.
– Приблудные.
– А что в мешках?
– Сахар.
– Где взяли?
– На Дону наши пароход подорвали. Добра там потонуло! А капитан к нашей Анютке в примаки пошел, понарошку. Гутарють, что он партизанить собирается.
– А сахар кому повезете?
– Дедушке, за Маныч.
Тронулись. Дорога вела через хутор Дурновский. По бокам лесочек. Услышал я шелест в кустах - кто-то к дороге пробирался. Выхватил пистолет, крикнул с коня:
– Стой, руки вверх!
– Ты что, спятил?
– недовольно проворчал солдат с винтовкой на шее и с ремнем в зубах.
– Где ваша часть?
– спросил его строго.
У меня под комбинезоном знаков различия не видно, однако шлем с очками что-то значит. Солдат проворно справился с пуговицами на штанах, затянул потуже ремень, одернул гимнастерку, принял стоику "смирно".
– Извиняюсь, товарищ командир... Наша часть стоит сразу же за Дурновским направо. На бугре против Константиновской оборону держим...
– Почему здесь один болтаешься?
– В разведке, товарищ командир.
За Дурновским действительно был 6угор. За каждым кустом стояли забросанные ветками пушки.
– Где командир?
– спросил лейтенанта.
– Командир бригады?
– уточнил тот и козырнул.
– Да.
– На том пригорке.
Передал я повод пацанам, пошел на пригорок. В окопе увидел троих с биноклями: в сторону Дона поглядывают. Командир бригады - подполковник, Радичевым назвался. С ним рядом комиссар и начальник штаба. Расспрашивают: