В воздушных боях. Балтийское небо
Шрифт:
Моторы мы запустили в капонирах, связались по радио между собой и с корректировщиком и, не выруливая на старт, взлетели прямо со стоянок. Над нашим аэродромом рвались вражеские снаряды. Прошло совсем немного времени, и над фортом Красная Горка [40] змейкой взвился желтый дымок. Заговорила наша артиллерия; 748-килограммовые снаряды [41] заставили замолчать немецкую «Берту».
Командование принимало меры к уничтожению тяжелой артиллерии противника. В район расположения этих орудий у деревни Беззаботное на подавление огня была направлена пара штурмовиков Ил-2. Ведущим этой пары пошел гвардии лейтенант Иван Бежанов. В прикрытие командир эскадрильи выделил помощника командира эскадрильи старшего лейтенанта В. Никольского. Всего пару истребителей! В такой трудный район, конечно, такого прикрытия было маловато.
40
Построен
41
Столько весили снаряды 356-мм пушек железнодорожных транспортеров TM-1-14. (Прим. ред.)
Орудие было обнаружено Бежановым по сгоревшей траве и оставшейся копоти на земле. Удар по орудию на какой-то срок вывел его из строя, но для поражения тяжелого орудия удара двух штурмовиков Ил-2 явно было недостаточно. При повороте на обратный маршрут над нашей группой появилась пара немецких истребителей ФВ-190. Можно было драться, но Никольский бросил штурмовиков и ушел на свой аэродром. Бежанов, видя, что остался без прикрытия, перешел на бреющий полет в надежде оторваться от противника. Немецкие истребители, не встретив противодействия от истребителей, поняли, что этих штурмовиков им «подарили». Они хладнокровно расстреляли их. Против одного крупнокалиберного пулемета стрелка-радиста у немцев было по шесть 20-мм пушек! Оба штурмовика были сбиты и приземлились на территории, занятой противником. Летчики и стрелки шли весь день и всю ночь, ориентируясь по компасу и звездам. На следующий день они перешли линию фронта и к вечеру вернулись домой.
Никольский, придя домой, доложил: в результате сильного зенитного огня оба штурмовика были сбиты. Но с возвращением в свой полк Бежанова он был арестован, и после проведенного следствия военный трибунал ВВС КБФ приговорил Никольского к высшей мере наказания — расстрелу. Но были найдены смягчающие обстоятельства, и расстрел заменили 25 годами лишения свободы, а потом эту меру заменили штрафной ротой. Прав был Сережа Носенко, когда говорил:
— Бойтесь этого человека, он еще не одного человека предаст в бою!
В практике прикрытия штурмовой авиации выработался основной способ прикрытия: группа непосредственного прикрытия и группа свободного воздушного боя. Но последнее время истребителей выделялось столько, сколько штурмовиков: один к одному. Это было допустимо лишь при численном превосходстве нашей авиации в воздухе. Способ прикрытия должен быть гибким и проводиться в каждом отдельном случае с учетом конкретной обстановки, количества сопровождаемых самолетов, района боевых действий и степени вероятности встреч с истребителями противника. Между тем частые вылеты штурмовиков в район Финского залива привели к тому, что противник стал в каждом вылете встречать наши самолеты, возвращающиеся с боевого задания. Истребители прикрытия часто оказывались в невыгодном положении, когда на исходе было горючее и боезапас. Местом перехвата наших групп противник избрал район между островом Сескар и Шепелевским маяком.
Для противодействия перехватам вражеских истребителей стали выделять пару или звено опытных бойцов, которые к моменту возвращения наших групп вылетали в этот район для сковывания истребителей противника, что давало возможность свободно пройти нашим штурмовикам и истребителям на свой аэродром. Этот вылет мы назвали «вылетом на отсечку».
Помню, всю ночь на 23 сентября хлестал осенний дождь, и рано утром над землей еще висели низкие, наполненные влагой серые облака. Когда по земле скользнули первые лучи солнца, аэродром ожил. Готовился очередной боевой вылет в море. Ранним утром ушли на поиск кораблей «воздушные следопыты». Вскоре радио принесло сообщение об обнаружении четырех немецких тральщиков в районе острова Большой Тютерс. По докладу разведчиков, погода в районе цели была сложная, с малой видимостью. Исходя из обстановки, на уничтожение кораблей противника было выделено 4 самолета Ил-2 под прикрытием 4 истребителей. Один за другим в утреннее небо ушли восемь боевых машин. Но найти корабли в море, среди бушующих волн, да еще при слабой видимости, дело не простое. Штурмовики и истребители пришли в заданный район и все-таки сумели их обнаружить. Развернувшись на боевой курс, летчики пошли на сближение, прорвались через плотный заградительный огонь и одновременно нанесли удар. Всего за один заход нужно было успеть сбросить бомбы, ударить ракетами и еще успеть обстрелять корабли из пушек и пулеметов. Истребители шли рядом со штурмовиками, и им было
На обратном маршруте, при подходе к Шепелевскому маяку, группу штурмовиков встретила вылетевшая на «отсечку» пара наших истребителей. К этому времени шестерка «бюстеров», которых летчики приняли за «фаты», уже несколько минут преследовала нашу группу. Василий Бородин — командир группы охранения, передал штурмовиков встретившей паре, которая повела «горбатых» на аэродром, а сам повел свое звено Як-7Б на встречу с самолетами противника. Разгорелся упорный, жаркий бой. К финнам подошла пара ФВ-190. Имея двойное превосходство, истребители противника, увеличив интервалы, пытались зажать наши «яки» в «клещи». Нетрудно было догадаться, что в бой вступили бывалые летчики! В небе крутился клубок из финских и советских истребителей: сразу не разберешь, где свой, где чужой! А выше этого клубка кружилась пара «фокке-вульфов», выбирая себе жертву.
Бородин на большой скорости направил свой самолет в сторону немецкой пары. Михаил Соловьев, ведомый Бородина, повторил маневр командира, но вдруг, совсем неожиданно для противника, крутым правым разворотом пошел навстречу паре ФВ-190. Немцы шли на одной высоте, немного растянувшись, и Соловьев встретил их в лоб. Фашисты не выдержали лобовой атаки и ушли в сторону, но выпущенная пушечная очередь прошлась по вражескому самолету. Бородин крутым разворотом пристроился в хвост финскому истребителю, но вражеский летчик заметил, что попал в трудное положение, и стал маневрировать, пытаясь уйти из-под удара. В панике он метался из стороны в сторону, но Соловьев не выпускал его из прицела и с дистанции 60 метров открыл прицельный огонь. Самолет врага перевернулся через крыло, вошел в штопор и, пылая, врезался в воду. Второго финна на горке сбил ведущий второй пары — Володя Сысоев. Тем временем бой разгорался все жарче и жарче. Клубок самолетов бешено крутился то в одну, то в другую сторону. Тут и там раздавалась трескотня пулеметно-пушечных очередей. Казалось, что из этого ада нет возврата на землю! В это время по радио ведущий группы штурмовиков Ил-2 запросил:
— Я Вымпел-19, подхожу к своей точке, прошу добро на посадку!
И одновременно Соловьев в наушниках услышал через треск:
— Соловей, «фиат» у тебя в хвосте!
Мгновенно оглянувшись назад, Соловьев увидел вокруг себя густо сплетенную сеть трассы. «Прозевал!» Снаряды с визгом завыли прямо в кабине: один, визжа, раскрошил приборную доску, несколько снарядов разбили лобовое бронестекло. Осколки от бронестекла больно хлестнули по лицу. Бородин увидел, как одновременно был подбит самолет его ведомого, и по радио передал ему:
— Садись на аэродроме Горы-Валдай, я тебя прикрою!
Аэродром Горы-Валдай был расположен на Ораниенбаумском плацдарме, но на 20 км западнее Борков.
Пережив минутную растерянность, Соловьев осмотрелся вокруг, но самолетов врага уже не было. На разбитой приборной доске термометр охлаждающей жидкости показывал 120 градусов — стрелка прибора уперлась до отказа. Посмотрев назад, Соловьев увидел, что за его самолетом тянется белый след — это из разбитого радиатора вытекала охлаждающая жидкость. Высотомер показывал высоту 2800 метров. Уменьшив обороты мотора, он стал планировать, как на планере, и дотянул раненую машину, посадив ее на рабочую площадь аэродрома. Боевое задание было выполнено.
…В начале октября из отпуска вернулся старший лейтенант Константин Ковалев. Он побывал в родном Сталинграде. О том, что он увидел, Константин рассказал нам. Всюду, сколько видит глаз, — пепелища и развалины, спутанные куски колючей проволоки, обвалившиеся окопы и воронки. Кажется, вся земля перепахана снарядами и бомбами. В Сталинграде Константин учился и работал, отсюда ушел в авиационную школу, но он не узнавал своего города и долго бродил среди развалин, пытаясь найти свой дом… На станции Белая Калитва Ковалев нашел свою старенькую мать, жену и детей. Поздно ночью, в маленькой пристанционной будке, в кругу родных и близких, мать рассказывала ему о пережитых в дни обороны Сталинграда муках. Когда немцы подошли к Сталинграду, несколько семей спряталось в канализационной трубе. Ни на минуту не прекращался огонь из орудий, взрывы бомб сливались в один сплошной грохот, земля тяжело гудела и стонала. Потом послышался незнакомый говор. В канализационную трубу вошли немцы. Пинками они выгнали женщин и детей на улицу, а собрав большую группу, погнали за город, в степь. Под пронизывающим ветром люди падали, обессиленные от голода и утомительного пути. Все чаще раздавался сухой треск автоматов — немцы добивали тех, кто не мог больше идти. Немногие дошли до станции Калач, где их ожидали новые издевательства… Окончив свой рассказ, мать Константина, немного помолчав, добавила: «Запомни хорошенько, сынок, и сохрани в своей памяти, что немцы хуже лютых зверей и пощады к ним не должно быть никакой».