В якутской тайге
Шрифт:
— Про пушку белые залили, это как пить дать. Да и про Чурапчу тоже. На бога хотели взять, — поддакнул Ушакову Бусургин.
Перестрелка с обеих сторон усилилась. От удара пуль трупы вздрагивали, некоторые падали наземь. Тогда их клали обратно.
От подошвы горы, между общипанными и источенными свинцовым дождем деревьями, тянулись вверх, переплетаясь между собой, десятки протоптанных пепеляевцами узеньких тропинок. На случай подхода к нам выручки белые изрезали тайгу и гору окопами. Тропинки упирались в замысловатые линии и изломы окопов,
Со своего «наблюдательного пункта» я не имел возможности определить численность белых. Стреляли человек тридцать. В дальних юртах также было заметно движение пепеляевцев.
Почувствовав усталость и озноб, я вернулся в хотон. Нужно было отдохнуть, набраться сил, так как вылазку мы решили произвести ночью.
Хаснутдинов остался в окопах «побаловаться пулеметом». Но не прошло и двадцати минут, как его тяжело ранила в голову пуля, проскочившая в щель между трупами.
БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Пепеляевцы по всем правилам военного искусства вели каждую ночь «сапное» продвижение к хотону, зарываясь в глубоком снегу и постепенно суживая кольцо осады. До их окопов с юго-востока было теперь не более двухсот шагов, с северо-запада — шагов сто шестьдесят, и только с западной стороны, где было озеро, расстояние оставалось прежним.
Медленно таял наш отряд. Каждый день редели ряды его защитников. Умирали раненые. Их отправляли на баррикады, а в хотон ежедневно поступали новые.
Раненых уже некуда было класть, их насчитывалось девяносто человек. Темно, душно, сыро. Во рту приторный, вызывающий тошноту привкус.
В юрте и хотоне царит постоянная ночь. Как тени, со светильниками в руках ходят от одного раненого к другому фельдшеры, делают перевязки.
Пули цокают снаружи о стену хотона, пробивают насквозь, со звоном лопнувшей струны проносятся над ранеными, ищут новых жертв.
— Товарищ Строд! — зовет раненный в живот красноармеец Попов.
Я подошел к нему. Нагнулся, взял холодную руку.
— Что, товарищ Попов? Я здесь.
— Скоро ли выручка из Якутска придет?
— По моему расчету, дней через пять, самое большее через неделю. Трое нарочных посланы с донесением по разным дорогам. Хоть один-то должен прорваться! Байкалов выручит, и, конечно, Пепеляев будет разбит наголову!
— Иван Яковлевич, я этой выручки не дождусь. Я скоро умру. Чувствую, как все во мне холодеет, ноги уже как лед стали. Скажи отряду, что я хочу сказать несколько слов.
Я передал слова умирающего. Все затихли. Даже раненые задержали свои стоны.
— Товарищи! Я умираю за Советскую власть… Призываю всех вас бороться до последней возможности. Не сегодня-завтра придут наши и вас выручат. Не
Цокнула пуля. Пробив стену, ударила меня в ногу. Лег рядом с Поповым. Он уже перестал дышать. Сердце красного партизана, горевшее революционным энтузиазмом, жившее горячей верой в победу, затихло…
На этот раз пуля пробила только катанок, и я отделался синяком. Но нога болела, заставляла прихрамывать.
Небо заволакивалось грозными тучами, предвещавшими снегопад. На дворе стало теплее. Потянуло ветерком. Он все усиливался и крепчал.
Тайга затянула свою однообразную, нудную песню. Часов в десять вечера разыгралась настоящая буря, редкая в этом краю. Застонал, загудел ветер в таежных просторах. Закружилась, буйно бросаясь снегом, злая вьюга.
Весь отряд в окопах. Каждую минуту ждем атаки белых. Вряд ли они пропустят такой удобный для штурма случай.
Сегодня, как видно, природа против нас, она заключила союз с пепеляевцами, маскируя их атаку. Мы же от вылазки решили воздержаться, боялись потерять связь в своей цепи, подойти к окопам противника разрозненно. Кроме тою, во время метели была опасность пепеляевцев спутать со своими. Вылазку отложили до завтра.
Ожидая наступления белых, все подтянулись, повысили бдительность. Вперед, шагов на шестьдесят от окопов, выдвинули в разные стороны несколько секретов, по три бойца в каждом. Несмотря на скудный запас дров, во дворе развели несколько больших костров. Теперь человека можно было разглядеть шагов за тридцать — сорок перед окопами. На душе стало легче. Каждый почувствовал себя увереннее и бодрее.
— Теперь незаметно не подойдут. Предупредят секреты, осветят костры, — говорили красноармейцы.
Пулеметы готовы к бою. Как только появились первые признаки надвигающейся метели, пулеметы подготовили к стрельбе вслепую на сорок — пятьдесят шагов. Винтовки заряжены, запасы патронов пополнены, гранаты под рукой.
«Динамитная команда», как называли красноармейцы Волкова и Пожидаева, осталась в юрте. Они проверили спички, осмотрели, не отсырело ли сено, и только после этого с каменными лицами уселись у открытого погреба в ожидании сигнала.
Белые не наступали, даже мало стреляли. Молчали и мы. И только через каждые пять — десять минут слышна была перекличка наших часовых-наблюдателей. Голоса разрывались и тонули в визге разыгравшейся стихии:
— Бу-удь на-че-ку-у!
— Смо-о-три впе-ре-од!
Наконец забрезжил долгожданный рассвет. Постепенно стихла метель,, а вместе с ней улеглась и наша тревога.
Половина отряда оставила окопы и перешла в юрту на отдых. Немного раньше снялись секреты. Возвращаясь, они прихватили с собой несколько трупов убитых перед окопами пепеляевцев и уже успели пристроить их на баррикады.