В зеркалах
Шрифт:
Рейнхарт решил вернуться в шатер. Он по-военному сделал поворот кругом и пошел назад.
Мимо пробежали два охранника, преследуя человека в белой простыне.
— Друзья мои, — говорил Фарли. — Мы сейчас не делаем чести нашему делу, нашей вере и флагу. Это необходимо прекратить.
В воздух взвился человек, на руке которого была повязка со свастикой, и шлепнулся у ног Рейнхарта.
— Мои очки! — сказал человек в повязке со свастикой. — Я разбил очки.
Рейнхарт обошел его.
В середине поля бородатые люди в армейском камуфляже гонялись за чернокожими стадионными служителями, которые должны были по сигналу зажечь кресты.
— Взываю к вам нутром Христовым, — ревел Фарли, — сочтите, что вы ошиблись!
—
— Белым — кнут! Черных — в петлю!
В обоих концах поля два почетных караула в форме собрались под флагштоками, намереваясь защищать свои окруженные розами святыни с помощью знамен и декоративных мушкетов.
По ступенькам одного из верхних ярусов сбегал человек в розовой спортивной рубашке, размахивая боевым знаменем конфедератов и вопя во всю глотку:
— Черномазые! Черномазые!
— «О, если ты спокоен, не растерян… — декламировал Фарли, закрыв глаза и поглаживая микрофон, — когда теряют головы вокруг… И если ты своей владеешь страстью, а не тобою властвует она…»
— Бей их! — ревели мегафоны. — Бей их всех!
С верхних ярусов, мягко планируя, летели куски горящей бумаги. Рейнхарт подошел к краю эстрады и одобрительно посмотрел на Фарли.
— «…И будешь тверд в удаче и в несчастье, — продолжал Фарли, — которым в сущности цена одна!» [112]
Он увидел Рейнхарта и нырнул под микрофоны:
— Ради бога, приятель, помоги нам! Это же твоя обязанность!
В шатре выкрикивали имя Рейнхарта.
— Давайте его сюда!
Рейнхарт подошел к пандусу, ведущему на эстраду, и начал подниматься.
Но по дороге он остановился и посмотрел по сторонам. Все приняло багровый оттенок. Душевный подъем. Он выпрямился и взобрался на эстраду.
112
Отрывки из стихотворения Р. Киплинга «Если…», пер. С. Маршака.
Без душевного подъема это никогда не делалось. Было слегка брутально, с долей пунктуальности, слегка по-военному, может быть, но по-другому было нельзя. От тщательности — душевный подъем. В этой каузальности — мастерство дирижера.
Дамы и господа, думал Рейнхарт, выходя к залу, который при виде его разразился аплодисментами, позвольте мне предвосхитить ваши объятия. Мы угостим вас симфонией соль-минор и продемонстрируем, какой смысл вкладывают во фразу «трогательность адажио» у Моцарта, и вы вновь будете удивлены.
Душевный подъем из тщательности. Мы стремимся к точному исполнению, думал он с колотящимся сердцем, а затем свингуем. Мы начинаем с точности, и тогда мы можем воспарить. Никакие подмены не работают: если пассаж исполнен правильно, то всё есть в партитуре. Исполнение — это всё. Сила через радость. Совершенство — да, и оно тоже. Практика — это любовь.
Без проблем. Вот как это можно сказать.
Ясность и еще раз ясность. Зимнее небо. Украшения должны исполняться внятно; каждое семечко украшения может быть раскрыто и выявлена его упорядоченная структура. Я раскрываю порядок внутри порядка, думал Рейнхарт, и преподношу его, сводя к бесконечно малым. Малейшая частица ноты в кратчайшую частицу секунды обладает собственной маленькой округлой завершенностью. Спросите меня, знаю ли я, как звучит время. Еще как знаю!
Иные думают, что время звучит так: и раз, и два, и три, — но не ваш дружок. Иные думают, что время — это когда надо ударить в барабан. Ты объясняешь им: читайте невидимое в нотном письме; они говорят, что ты умничаешь, что ты мракобес. Они тебя не понимают.
Мое время ist bestige [113] .
Если
Рейнхарт дирижировал без палочки.
113
Наилучшее (нем.).
Рейнхарт подошел к пюпитру, отрывисто поклонился публике и, повернувшись, встретил испуганный взгляд первого кларнета.
— Спокойно, — сказал он первому кларнету. — Я там был. Без проблем.
Что у нас будет? «Юпитер»? [114] Нет, соль-минорная [115] . Итак.
Удивляются, почему мои Kyrieи Gloriaв Реквиеме медленные, a Dies Irae [116] быстрее, чем даже у Тосканини. Темп, время. Спросите певцов почему, весело посоветовал Рейнхарт. Певцы в большинстве неважно формулируют, но они понимают почему. Мы не забегаем в acceleradosи diminuendos [117] раньше, чем они обозначены, потому что знаем: в этом нет нужды. Другие забегают; мы — нет.
114
Симфония № 41 В. А. Моцарта.
115
Симфония № 40 В. А. Моцарта.
116
Реквием — заупокойная месса. Kyrie(«Господи помилуй») и Dies Irae(«День гнева») — части мессы. Gloria(«Слава») — этой части в заупокойной мессе нет.
117
Accelerando— убыстрение темпа. Diminuendo — ослабление звука.
Мы понимаем время.
Время. Например, оркестровый пассаж в терциях и секстах перед словами Calma il tuo tormento. Non mi dir… [118]
Посреди эстрады Рейнхарт коротко, без елейности, поклонился.
Огни надвигались, и Рейнхарта прошиб пот.
— Зачем столько огней? — спросил Рейнхарт. — К чему эти микрофоны?
Он не был готов дирижировать.
Рейни бессильно привалился к дверце грузовичка С. Б. Протуэйта; С. Б. сосредоточенно наводил бинокль на въездные ворота. Внезапно он отнял бинокль от глаз и довольно усмехнулся.
118
Опера Моцарта «Дои Жуан», ария Анны («Жестока? Нет-нет, мой милый»).
Охранник с рацией поднес аппарат к уху и направился вдоль стены к воротам. Он махнул рукой охраннику у соседнего входа, и тот пошел ему навстречу.
— Я хочу заявить здесь и сейчас, — сказал старик, — что я отвергаю религию, потому что верю не в духов, а в человечество.
Рейни поглядел на него и вскочил на подножку:
— Я еду с вами, мистер. Вы должны взять меня.
Старик нахмурился.
— А, черт, — сказал он, секунду подумав, и разрешил Рейни открыть дверь. — Черт с вами! Вы говорите, что ваше место тут. Может, так оно и есть.