В жерле вулкана
Шрифт:
Он методично обводил биноклем город, улицы и гавань, пропуская приземистую окружность арены для боя быков рядом с церковью. К северу от города, в устье реки, где, сверкая как литое серебро, вяло текла вода несколько женщин разложили утреннюю стирку для просушки, украсив кустарник цветными пятнами. С такого расстояния они казались мельче, чем осколки разбитой вазы Вентуры. Выше по течению Ксапури парили в вышине кондоры; чуть пошевеливая черными крыльями на поворотах, они описывали нескончаемые круги в надежде поживиться падалью.
За устьем реки в залив, на юг, уходил длинный полуостров – бело-зеленая лента, где дорога на протяжении
Он тщательно, по несколько минут изучал каждый дом; затем положил бинокль на небольшой металлический столик, опустил шезлонг и начал свою бессменную вахту. Мир превратился в круг, ограниченный объективом и рассеченный полосой дороги, на которой он в последний раз видел светлый «мерседес». В линзах она представлялась жидкой лентой, текущей и пульсирующей на волнах зноя, заполнявших воздух. Уже на первой минуте вахты пот потек по его лицу и принялся щипать глаза.
Он наблюдал в течение трех дней, и каждый вечер с наступлением сумерек спускался на полуостров и прохаживался по дороге, надеясь увидеть, как автомобиль отъезжает от одного из домов. Только уверенность, что женщина, которую он увидел ночью, была женщиной с фотографии, давала ему силы, позволявшие час за часом напрягать утомленные глаза и каждый вечер проходить по шесть миль, не имея даже намека на информацию.
Из Лондона пришла телеграмма:
«Прибывает Уиллис. Просим оказать всю возможную помощь».
Значит, компания решила, что теперь стоит оторвать сотрудника службы безопасности от сингапурских перевозчиков наркотиков. У Рейнера было двоякое отношение к этой телеграмме. В своей обычной сфере деятельности – аэропорту – он предпочитал разбираться с происходящим самостоятельно; с другой стороны, теперь, когда события начали довольно быстро развиваться, ему могла бы пригодиться помощь. Даже его свидетельства об опознании одной из пассажирок лайнера вместе с показаниями Марша было бы достаточно для того, чтобы возобновить официальное расследование и привлечь к делу Инспекцию по несчастным случаям Министерства авиации.
На третий день, за час до наступления вечерних сумерек, солнце окутала туманная дымка; океанский горизонт стал медно-красным. Воздух стал вязким, малейшее усилие вызывало одышку. Линзы бинокля постоянно запотевали, и глаза Рейнера налились кровью от напряжения бессменной вахты.
К пяти часам небо приобрело красно-бурый цвет кровоподтека, а из более низких районов города налетели насекомые. Теперь, когда солнечный свет оказался приглушенным, можно было дольше не отрываться от бинокля. Но по опыту жизни в Сан-Доминго Рейнер понимал, что сможет пробыть здесь, на террасе, вряд ли больше шестидесяти секунд. Первая капля дождя со звуком пули поразила металлический столик и забрызгала ему лицо; следом за ней начали падать другие. И в это время в поле зрения бинокля по ленте дороги вползло светлое пятно.
За последние несколько дней он видел еще два автомобиля такого же цвета: большой американский седан и «форд» – микроавтобус. Осторожно настроив окуляры, он совершенно точно убедился в том, что на этот раз по полуострову ехала открытая спортивная машина.
Стукнул ставень, открылась одна из дверей террасы, и оттуда
– Сеньор! Дождь, сеньор – дождь начинается!
– Да.
Белое пятно равномерно перемещалось. Вот оно на несколько секунд скрылось за кучкой бананов и вновь появилось на дороге. Человек позади Рейнера все еще кричал насчет дождя, а крупные капли начали барабанить по камням и оставлять круглые темные отметки в пыли. Человек отчаянно снимал тент, торопясь свернуть холст прежде, чем дождь разойдется в полную силу и оторвет его от каркаса.
– Вы должны уйти внутрь, сеньор! Дождь!
– Да.
Его голова теперь была ничем не защищена, и капля сразу же тяжело ударила сзади по шее. Белое пятно ехало все медленнее, а потом и вовсе остановилось там, где дорога полуострова встречалась с изгибом Авениды-дель-Мар. Отвлеченный ударами дождевых капель и просьбами служащего, он все же смог заметить в автомобиле движение. Вот над ним появилась черное пятно: поднялась крыша, и автомобиль двинулся дальше.
При выборе гостиницы «Мирафлорес» он руководствовался тем, что с веранды открывался хороший вид на расположенную ниже часть города, на всю Авениду, в том числе и на тот ее участок, где четыре дня тому назад стоял светлый «мерседес». Остальное зависело только от удачи.
– Вас изобьет как камнями, сеньор! – Служащий побежал в конец веранды, чтобы сложить навес над откидным креслом. Теперь дождь лупил их обоих по головам; пол веранды сразу потемнел.
– Да.
Когда автомобиль проделал полпути по изгибу Авениды, Рейнеру пришлось встать и, чтобы тяжелый бинокль не дрожал, опереться на стену. Теперь уже можно было точно сказать, что автомобиль – «мерседес». Черный тент блестел от дождя и брызг, поднятых из-под колес. Водитель, похоже, спешил.
Улица 30-го августа, на которой стояла гостиница, упиралась прямо в Авениду; по садовой лестнице до нее можно было добежать за полминуты. Примерно на таком расстоянии – по времени движения – «мерседес» находился от перекрестка улицы и Авениды.
Если он останется здесь, то сможет увидеть, куда поехал автомобиль; конечно, при том условии, что «мерседес» не остановится на том же месте, где стоял четыре дня назад. Но если побежать, то можно будет первым успеть к перекрестку и остановить машину.
Дождь молотил по камням, сгибал и тряс ветки, покрытые пышными темно-красными соцветиями. Небо на глазах чернело. Это был трудный выбор с равными шансами.
– Сеньор! Уходите внутрь! Дождь будет…
Рейнер сорвался с места, сунул бинокль в руки служащего, а сам бросился к лестнице и побежал по ней вниз, хватаясь за каменные стены, чтобы удержаться на ступеньках, ставших от воды скользкими, как лед. По улицам уже бежали ручьи; какой-то человек, боясь наводнения, хлестал мула, понуждая его скорее подниматься в гору.
Он остановился, упершись руками в ствол дерева на тротуаре Авениды, где струи воды несли по камням лепестки сорванных цветов. Под широкими листьями все еще было сухо, и рев воды, обрушивавшейся на листья, звучал даже громче, чем двигатель несущегося автомобиля. Рейнер выскочил на шоссе, но «мерседес» уже поравнялся с ним. Впрочем, даже если бы мужчина оказался у него на пути, автомобиль при попытке остановиться неминуемо сбил бы его или же сам от заноса врезался бы в дерево. Серая грязь, смесь дождя и вулканической пыли, выброшенная из-под колес, с силой ударили Рейнера по ногам.