В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
приуготовлялось в нем на то, дабы обратить его к передаче совершеннейшего
поэтического произведения, которое, будучи произведено таким образом, как
производится им, при таком напоенье всего себя духом древности и при таком
просветленном, высшем взгляде на жизнь, покажет непременно первоначальный,
патриархальный быт древнего мира в свете родном и близком всему
человечеству, -- подвиг, далеко высший всякого собственного создания, который
доставит Жуковскому
Жуковский то же, что ювелир перед прочими мастерами, то есть мастер,
занимающийся последнею отделкой дела. Не его дело добыть в горах алмаз -- его
дело оправить этот алмаз таким образом, чтобы он заиграл всем своим блеском и
выказал бы вполне свое достоинство всем. Появленье такого поэта могло
произойти только среди русского народа, в котором так силен гений
восприимчивости, данный ему, может быть, на то, чтобы оправить в лучшую
оправу все, что не оценено, не возделано и пренебрежено другими народами. <...>
ОБ "ОДИССЕЕ", ПЕРЕВОДИМОЙ ЖУКОВСКИМ
(Письмо к Н. М. Я.....ву)1
Появление "Одиссеи" произведет эпоху. "Одиссея" есть решительно
совершеннейшее произведение всех веков2. Объем ее велик; "Илиада" пред нею
эпизод. "Одиссея" захватывает весь древний мир, публичную и домашнюю жизнь,
все поприща тогдашних людей, с их ремеслами, знаньями, верованьями... словом,
трудно даже сказать, чего бы не обняла "Одиссея" или что бы в ней было
пропущено. В продолжение нескольких веков служила она неиссякаемым
колодцем для древних, а потом и для всех поэтов. Из нее черпались предметы для
бесчисленного множества трагедий, комедий; все это разнеслось по всему свету,
сделалось достоянием всех, а сама "Одиссея" позабыта. Участь "Одиссеи"
странна: в Европе ее не оценили; виной этого отчасти недостаток перевода,
который бы передавал художественно великолепнейшее произведение древности,
отчасти недостаток языка, в такой степени богатого и полного, на котором
отразились бы все бесчисленные, неуловимые красоты как самого Гомера, так и
вообще эллинской речи; отчасти же недостаток, наконец, и самого народа, в такой
степени одаренного чистотой девственного вкуса, какая потребна для того, чтобы
почувствовать Гомера.
Теперь перевод первейшего поэтического творения производится на
языке, полнейшем и богатейшем всех европейских языков.
Вся литературная жизнь Жуковского была как бы приготовлением к этому
делу. Нужно было его стиху выработаться на сочинениях и переводах с поэтов
всех наций и языков, чтобы сделаться потом способным передать вечный стих
Гомера, --
оттенок эллинского звука не пропал; нужно было мало того что влюбиться ему
самому в Гомера, но получить еще страстное желание заставить всех
соотечественников своих влюбиться в Гомера, на эстетическую пользу души
каждого из них; нужно было совершиться внутри самого переводчика многим
таким событиям, которые привели в большую стройность и спокойствие его
собственную душу, необходимые для передачи произведения, замышленного в
такой стройности и спокойствии; нужно было, наконец, сделаться глубже
христианином, дабы приобрести тот презирающий, углубленный взгляд на жизнь,
которого никто не может иметь, кроме христианина, уже постигнувшего значение
жизни. Вот скольким условиям нужно было выполниться, чтобы перевод
"Одиссеи" вышел не рабская передача, но послышалось бы в нем слово живо, и
вся Россия приняла бы Гомера, как родного!
Зато вышло что-то чудное. Это не перевод, но скорей воссоздание,
восстановленье, воскресенье Гомера3. Перевод как бы еще более вводит в
древнюю жизнь, чем сам оригинал. Переводчик незримо стал как бы
истолкователем Гомера, стал как бы каким-то зрительным, выясняющим стеклом
перед читателем, сквозь которое еще определительней и ясней выказываются все
бесчисленные его сокровища.
По-моему, все нынешние обстоятельства как бы нарочно обстановились
так, чтобы сделать появление "Одиссеи" почти необходимым в настоящее время:
в литературе, как и во всем, -- охлаждение. Как очаровываться, так и
разочаровываться устали и перестали. Даже эти судорожные, больные
произведения века, с примесью всяких непереварившихся идей, нанесенных
политическими и прочими броженьями, стали значительно упадать; только одни
задние чтецы, привыкшие держаться за хвосты журнальных вождей, еще кое-что
перечитывают, не замечая в простодушии, что козлы, их предводившие4, давно
уже остановились в раздумье, не зная сами, куда повести заблудшие стада свои.
Словом, именно то время, когда слишком важно появленье произведенья
стройного во всех частях своих, которое изображало бы жизнь с отчетливостью
изумительной и от которого повевало бы спокойствием и простотой почти
младенческой.
"Одиссея" произведет у нас влияние как вообще на всех, так и отдельно на
каждого.
Рассмотрим то влияние, которое она может у нас произвести вообще на
всех. "Одиссея" есть именно то произведение, в котором заключились все нужные