Вахта 'Арамиса', или Небесная любовь Памелы Пинкстоун
Шрифт:
Симона поднялась, повела плечами, - чертовски нелеп был на ней форменный голубой костюм Международной службы -и в последний раз протянула руку к пульту - восстановила привычную на станции силу тяжести.
– Ну, пошли делать реверансы!
– и, пропустив вперед Йраиду Васильевну, все двинулись в шлюзовую.
Слева уже чернела изготовившаяся к нападению на чужой корабль беспристрастная армия кибер-контролеров; направо, к жилым отсекам, уходил белоснежный коридор, а прямо, так близко, что казалось: сделай два шага -
Но сделать эти два шага было никак нельзя, потому что невидимая пленка немыслимой прочности поднималась у самых ног выстроившегося экипажа "Арамиса" и уходила в узкую щель темно-синего потолка, люминаторами в шлюзовой служили боковые стены.
За дырой была темнота, из которой доносилась металлическая возня. И вот там, впереди, показалась полосочка света, потом щит люка стремительно опрокинулся внутрь перехода, подхваченный присосками киберов. На фоне желтого овала мелькнули силуэты этих киберов, втаскивавших щит внутрь корабля, потом свет усилился, и вот стройная фигура в черном синтериклоновом скафандре показалась в конце перехода.
Паола снова переступила с ноги на ногу, и даже вздохнула, и даже тихонечко потрогала упруго подавшуюся под ее пальцами переборку, но никто на нее не оглянулся.
Показалась еще фигура, и еще, и трое космолетчиков, чуть пригнувшись, вышли из темного коридорчика на белый свет.
Они остановились напротив команды "Арамиса", тоже почти у самой перегородки, только по другую ее сторону и на таком расстоянии, чтобы можно было сделать один маленький шаг вперед; и тот, что вышел первым, сделал этот шаг и чуть усталым голосом проговорил:
– Экипаж американского планетолета "Бригантина" в составе Дэниела 0'Брайна - командира (он с каким-то врожденным достоинством слегка наклонил голову), Александра Стрейнджера - второго пилота (поклонился незнакомый, сразу бросающийся в глаза удивительно красивый юноша) и Пино Мортусяна космобиолога (Пино, старый знакомый, мотнул головой) прибыл в систему космической станции "Первая Козырева" и просит произвести досмотр грузов.
Ираида Васильевна тоже сделала маленький шажок ему навстречу:
– Команда вспомогательной станции "Арамис" в составе Ираиды Монаховой - начальника и космобиолога, Симоны Жервез-Агеевой - кибер-механика, Ады Шлезингер - уполномоченного по досмотру грузов и Паолы Пинкстоун стюардессы рада видеть вас у себя на борту. Сейчас прошу всех пройти в боксы биологической обработки, после чего прошу вас в салон.
И Ираида Васильевна улыбнулась так по-домашнему, поземному, что американцы не могли не ответить ей тем же, и тоже улыбнулись: капитан сдержанно, второй пилот - ослепительно, а Пино - криво, как всегда.
– Нет ли у вас на борту живых существ, капитан?
– задала Ада традиционный вопрос.
– Нет. Груз -
Формальности были окончены, космолетчики поступади в распоряжение Ираиды Васильевны, теперь уже не командира, а врача.
– Прошу вас.
– Она повернулась и пошла в правый коридор, и трое в скафандрах тоже повернулись и послушно затопали рядом с ней.
Симона щелкнула пальцами -по синтериклону:
– Что новенького, Мортусян?
Тот поотстал, поднял руку к затылку и почесал гермошлем.
– Да вот говорят - на вашей "Аляске" клопов развели...
Симона махнула рукой, устало промолчала - редкий случай, и, проводив глазами космолетчиков, пошла снимать глупый, небесного цвета, костюм. Когда эти парни вылезли из своей телеги, все стало на свои места, и пропало то смятенное, неразумное и тревожное предчувствие, что "Бригантина" - вовсе не "Бригантина", а другой, оплавленный и изуродованный корабль, вернувшийся вопреки всякой логике и математике и благодаря какому-то парадоксу Пространства, который должен же, черт побери, существовать, для таких людей, как ее Колька...
День первый
НЕМНОГО ПОЛИТИКИ
Два одинаковых золотисто-коричневых "гнома", работающих по зеркальной программе, подали фрукты. Дэниел отказался; Мортусян потянул огромную кисть винограда, которая позволила бы ему до конца вечера не вступать в разговор. Санти выбрал на редкость аппетитный персик и, живо обернувшись влево, хотел было предложить его Паоле, но наткнулся на синтериклоновую пленку и так естественно упомянул чертей в количестве что-то около четырехсот штук, что все засмеялись.
– Простите, мисс, - проговорил он, великолепно смущаясь, - надеюсь, вы дадите мне возможность загладить мой промах где-нибудь на Земле?
"Вот как славно, - искренне порадовалась Ираида Васильевна,-и голубой "космический" костюм Паше к лицу, и этот румянец...- И сам 0'Брайн улыбается. Все будет хорошо, все еще будет хорошо".
"A что, - думала Симона, - пусть не журавль в небе, зато синица в руках. И какая синица!"
Ада смотрела на них, безмятежно приподняв брови:
"А ведь это - игра. И игра на самом высоком уровне. Только - зачем? Не ради же интрижки с маленькой стюардессой?.."
В салоне было не слишком светло и удивительно уютно; невидимая пленка синтериклона, разделявшая стол, не мешала общей беседе, так как была абсолютно звукопроницаема. И сама беседа была уютной, неторопливой, домашней. Говорили о Венере, к которой здесь, у "Первой Козырева", относились несколько снисходительно, по-соседски, словно она находилась в той же системе вспомогательных станций и была притом не лучшей из них.