Вахтанговец. Николай Гриценко
Шрифт:
ного лидера Рубена Николаевича Симонова; и хотя много лет он поражал
своим уверенным мастерством - абсолютного и какого-то радостного
перевоплощения (то в пьяного самодура купца, то в царского чиновника
высокого ранга, то в классического русского интеллигента), - все равно,
где- то в глубоком подтексте его блестящей игры таился до конца непрео
доленный страх, скрывалось чувство ненадежности, а может быть и неу
веренности в том, что он делал. В этом смысле Гриценко был законченным
толстовским персонажем. Ему нужны были моральные оправдания игры.
Хотя об этом мало кто догадывался, как можно судить по воспоминаниям
друзей и коллег, на эту тему не распространялся.
В нем видели
Да он и любил играть ребячливых персонажей. Как уже сказано его по
стоянная маска - Тарталья в «Принцессе Турандот», сама мягкость, само
простодушие, сама наивность. И в других ролях тоже Тарталья, даже если
это недоумки, придурки, даже если это агрессивная дурь. Даже если это
совсем другая личность в том же ряду, одна из самых возвышенных лич
ностей в русской, да и в мировой литературе - князь Мышкин, ославлен
ный «Идиот», полный доброты и христианского чувства.
Выдающимся художественным достижением это не стало: после спек
такля БДТ и Смоктуновского-Мышкина, спектакль вахтанговцев и роль
Гриценко не показались открытием, новым - и долгожданным - словом
в истории нашего театра. Тем более что Гриценко, особенно на первых по
рах слишком педалировал тему болезни - так было легче, здесь было что
185
ВАХТАНГОВЕЦ
Николай Гриценко
186
ВАХТАНГОВЕЦ
Николай Гриценко
187
Николай Гриценко
играть, было на что опираться. Но все равно в актерской жизни Гриценко
роль Мышкина не случайность, а тем более - не эпизод, актер играл ее му
чительно и долго, он открывал в ней себя, а в себе - и мышкинскую до
броту, и мышкинское злополучие, и мышкинское благородство. И самое
главное - мышкинский не озлобленный ум. А потом сыграл уже не в теа
тре, а в телевизионном сериале ум озлобленный, лишенный каких бы то
ни было иллюзий.
Понятно, что речь идет о небольшом эпизоде, в одной из последних
серий «Семнадцати мгновений весны», где Гриценко сыграл прусского
генерала аристократа. Сыграл, как обычно, с полной захватывающей до
стоверностью, как будто сам происходил из прусской офицерской среды,
сыграл принадлежность к старинной касте. И рядом с ним и Штирлиц-
Тихонов казался простолюдином, и появившийся в следующих эпизодах
Шеленберг-Табаков, а тем более Мюллер-Броневой, да и другие предста
вители интеллектуальной элиты Третьего Рейха. Все тут дьявольски умны,
но думают только о том, как уцелеть, спастись, уйти от возмездия, обма
нуть судьбу, все на что-то рассчитывают, прикидывают какие-то призрач
ные шансы. И лишь один генерал едет на встречу судьбе, повинуясь сол
датскому долгу, и ни на что не надеясь. В глазах боль, в словах презрение
к шайке игроков, которым вынужден был служить и которым глупый на
род поверил. И общее впечатление - совсем не дьявольского, но и не обы
вательского, а человеческого ума в момент высшей трезвости, высшей
честности, и перед неминуемым Ответом.
Таким было последнее экранное появление простодушного Тартальи,
тоже не до конца выполнившего свой актерский долг - веселить, радовать,
смешить, а в нужный момент не побояться высказать горькую правду.
Виталий Гаевский
188
«Острота»
В глубине артистического дарования Николая Олимпиевича Гриценко
лежали острота и точность. Именно этими критериями измерял артист
сыгранные характеры, потому что в театральном искусстве для Гриценко
самым главным представлялось создание емкого и социально заострен
ного характера, несущего в себе глубокую обогащенную мысль.
Каждый актер-исполнитель по-своему решает проблему освоения сце
нического образа. Если одни проникают в мир своего нового персонажа
с помощью внешней детали или внешней характеристики в целом, адру-
гие стараются осмыслить предлагаемый образ, отталкиваясь от его вну