Валентин Фалин глазами жены и друзей
Шрифт:
Лишившись мужа, мама целиком посвятила себя дочери. А дочь вступала в юность. По окончании школы не сразу пошла в институт. Все те же материальные проблемы довлели над нами, и, чтобы быстро поправить семейный бюджет, я решила выучиться стенографии и машинописи на курсах при Министерстве иностранных дел. Через два года учебы выпускниц обычно ждала приличная работа в солидных организациях в Москве или за рубежом.
События повернулись так, что за границу я не уехала. Новая жизнь оказалась совсем не такой приветливой. Череда разочарований преследовала меня. Однако я верила
Знаменательный разговор состоялся у меня летом 1979 года с маминой сестрой. Мы гуляли вдоль берега реки. Солнце, зелень, чудесная погода. В противоположность радостному настроению природы я, расстроенная, не могущая найти точку опоры, привести в гармонию свои чувства. Долгое, сбивчивое объяснение на вопрос «что же ты хочешь от жизни?». Поразила последовавшая за ним реплика моей тетушки:
– Тогда тебе нужен такой муж, как Фалин. Но ведь второго такого нет.
Да, второго такого нет. Я повторяю это через тринадцать лет. Перед Богом и людьми.
Наша встреча только на первый взгляд казалась случайной. Если браки совершаются действительно на небесах, то она была предопределена. Он – тонкая и одновременно сложная натура. Часто его можно понять, только встав с ним рядом, переняв его мужество и расставшись с суетным. Это трудно, на это надо было решиться. Весь предшествовавший ход моей жизни подготовил меня к такому решению.
Визит Л.И. Брежнева в ФРГ. 1973 г.
В 1978 году я работала в только что образованном отделе международной информации ЦК, еще даже не полностью укомплектованном. Ждали прихода Фалина, я – особенно, ведь он должен был стать моим непосредственным начальником. Говорили, что он очень работоспособный и требовательный к себе и другим, что интеллигент, что возвращается из Бонна, где был послом. Словом, пересудов хоть отбавляй, интерес велик.
В тот памятный день, подменяя свою коллегу, я дежурила в приемной заведующего отделом Л. Замятина. Он держал себя необыкновенно важно, его боялись. Молоденькие сотрудницы, которым приходилось работать с ним в отсутствие его секретарши, совершали порой смешные оплошности – он не смеялся. Так, Л. Замятин позвонил из кабинета в свою приемную по домофону. Коротко сказал:
– Соедините меня с Зориным.
Новенькая не узнала голос заведующего и, запутавшись в многочисленных телефонах, решила, что кто-то ошибся номером:
– Вы куда звоните?
– К себе в приемную. – И бросил трубку.
Ничем не отличаясь от других, я с нетерпением ждала, когда кончится мое испытание.
Неожиданно открывается дверь, появляется, заполняя собой едва ли не всю высоту дверного проема, мужчина. Высокий, стройный, пожалуй, несколько худой. Длинные темные волосы, темный костюм, чуть-чуть слишком темный, и необыкновенные голубые глаза. Не могу определить, сколько ему лет, но глаза смотрят молодо, приветливо.
– Добрый день. Замятин
– Да.
Я встаю навстречу, чтобы узнать его имя и, как принято, доложить начальнику о визите. Но он не ждет. Уверенными шагами проходит в кабинет, чем приводит меня в замешательство: по внешнему виду не может быть начальник. Не похож на всех напыщенных, исполненных собственной значительности ответственных (слишком ответственных) работников. Но и не подчиненный. Те обычно волнуются, ждут, когда о них доложит секретарь, краснеют или бледнеют (в зависимости от особенностей кожи и характера). Кто же? Так и не узнала.
А Валентин также запомнил меня и эту мимолетную встречу. Мне он поведал потом, что увидел глаза «как на фресках Дионисия», маме – проще: когда увидел мои глаза, сказал себе: «Валентин, бери ноги в руки и беги отсюда».
Визит Л.И. Брежнева в Бонн. 1978 г.
Наше знакомство состоялось спустя два месяца, когда Валентин Фалин, сложив обязанности в Бонне, вернулся в Москву. Так вот, оказывается, кто это был! Пожал мне руку, сказал:
– Постараемся работать дружно.
Действительно, дружно. Хотя работы было много и очень интенсивной, она не казалась обременительной. Ни одного грубого или жесткого слова, всегда корректный, предельно сдержанный. С ним было и легко, и трудно. Легко потому, что не нужно было бороться с резкостью, которую я не выносила с детства. Трудно потому, что он не высказывал своих пожеланий, своего отношения к тому или иному моему поступку. Сухарь!
Так продолжалось не месяц и не два. Разговоры только деловые. Ни одной попытки узнать о моей личной жизни (может быть, он уже все знает?), поговорить на отвлеченные темы. Исключение составляло ставшее почти традиционным прощание. Заканчивался рабочий день, я входила к Фалину в кабинет и каждый раз спрашивала:
– Я вам больше не нужна?
Никогда не варьировала вопрос, чтобы услышать в ответ:
– Вы мне всегда нужны, но сейчас можете быть свободны.
Случайно я узнала, что он серьезно интересуется искусством и коллекционирует «антиквариат». Что это такое, я не могла себе представить. Моей семье, жившей материально очень скромно, да к тому же выбрасывавшей все «ненужные вещи», в том числе сломанную мебель, серебряные ручки от старинных стесавшихся ножей, перламутровые раковины, потерявшие бронзовые оправы, это было непонятно.
Также стороной мне стало известно, что в отдел приходит машинистка, работавшая с ним в боннском посольстве. Наиболее злорадные из женщин не прочь мне внушить, что скоро я буду переведена на другое место. Мое самолюбие задето. Я еще больше отдаляюсь от начальника, про себя решив: если так случится – немедленно ухожу из аппарата ЦК.
Фалин чувствует, что что-то произошло. Но то ли не догадывается о причине, то ли из-за всегдашней привычки к сдержанности (или просто хочет меня помучить?) ситуацию не проясняет.