Валентин Фалин глазами жены и друзей
Шрифт:
После концерта И. Антонова пригласила нас в свой директорский кабинет на бокал шампанского. Переступаем порог – все глаза устремляются на нас. Опять испытание! Валентин представляет меня присутствующим (там было человек десять). Среди других я запомнила прежде всего торжественного Рихтера (кто же его не знает!) и его на редкость милую, словно из XIX века, жену.
Таких женщин в России почти не осталось. Блистательная выпускница Московской консерватории, Нина Дорлиак была обладательницей дивного колоратурного сопрано. Ее голос очень любил мой отец. Когда впоследствии я встречалась с Ниной Львовной, воспоминания о нем неизменно возникали в моем сердце. Приветливость
Несколько фраз, глоток шампанского – и мы прощаемся. Уф! Первый бой выдержали! Потом было много боев, еще больше разговоров. Мы дали свету пищу, и надолго. На одном из концертов уже через год-два после свадьбы, отстав от мужа на несколько шагов, я вдруг услышала шепот: «Фалин! А где его жена? Хочу посмотреть на его жену». Теперь это было не страшно.
Однажды Валентин приехал за мной на собственной машине. Я увидела его в окно. Большой черный «мерседес» въехал во двор, вызвав неуемное любопытство мальчишек. В то время в Москве, а тем более в других городах, машины иностранного производства встречались не слишком часто. Он купил ее в свое боннское время, отличную, хотя и не новую машину.
Мы начали путешествовать. Побывали в Ярославле и Ростове Великом, Суздале и Владимире, Новгороде и Туле, других памятных местах. Выезжали рано утром, взяв с собой провизию. Без продуктов путешествовать нельзя – есть риск остаться голодным. Где-нибудь в красивом месте подальше от шоссе мы делали привал. Короткий отдых – и снова в путь. А он не близкий: четыре-пять, иногда больше часов в одну сторону. Поздно вечером, уже в темноте, возвращались домой.
Однажды Валентину показалось, что за нами ведется наблюдение из другой машины. Впрочем, помимо специальных служб, интерес могли проявлять просто любопытные, а то и личности с криминальными наклонностями. Как в 1986 году вблизи Нового Иерусалима, когда нашу машину более часа досматривал старшина дорожной милиции, промышлявший, как выяснилось позднее, шантажом «подозрительных» путешественников.
В тот раз мы направлялись к Куликову полю – символу победы русского оружия и духа над татаро-монгольскими завоевателями. Такое святое место, где люди осознают себя как нацию, есть, я полагаю, у каждого народа. К этому полю пролегал наш первый маршрут.
Машина, следовавшая за нами, была заметна на почти пустынном шоссе. Увидев невдалеке березовую рощу, мы свернули на проселочную дорогу. Еще метров двести – и оказались в сказочном лесу белых берез. Здесь остановились, решив, что лучшего места для отдыха не найти. Наши преследователи замедлили было движение, но потом, возможно не желая раскрывать себя, исчезли за ближайшим поворотом.
К месту исторического сражения мы подъехали под вечер. Серьезные разочарования ожидали нас. Мало того что нет ни одного дорожного знака, указывающего к Куликову полю путь, не каждый житель в округе знает о его существовании. Как будто и не полегли здесь русские воины, отстаивавшие свое право на свободу. А на краю зеленого поля, где покоится прах погибших предков, – свиноферма. Другого места на широких российских просторах не нашли. Как тяжело больно наше общество!
Все лето мы колесили по средней полосе России. Наш верный конь справлялся со своей задачей. И Валентин хорошо водит машину, не один десяток лет он за рулем. Мне надежно с ним и спокойно.
А осенью прошлого (1991) года мы машину разбили, попав в цепочку других, резко остановившихся из-за неожиданно выбежавшего пешехода. Много хлопот выпало другу, взявшемуся в наше отсутствие (мы
30 марта 1981 года умер дедушка. До нашей свадьбы он не дожил чуть больше двух с половиной месяцев. За день, вернее, за несколько часов до кончины мы навестили его в больнице. Я успела ему сказать, что Валентин официально расстался с женой и вскоре мы вступим в брак. В ответ услышала:
– Я очень, очень рад, дочка.
Дочками мы с мамой были для него обе.
В прошлом, 1991 году в этот день мы были втроем. По традиции молча выпили в память о дедушке вина. Долго с грустью и добром вспоминали его. На мгновение мне показалось, что тень его где-то рядом, что он слышит нас, что он доволен.
Свадьба наша, естественно, была скромной. Приглашенных – всего семь человек. Как из этих семи в Москве в Ленинграде сделали двести, из нешумного застолья – звонкий пир, не знаю. Во всяком случае, наша знакомая именно так со смехом рассказывала об отклике на наше бракосочетание.
24 июня 1981 года стояла жара – плюс 35 градусов. Муж шутя сказал моей маме:
– Дочь выходит замуж – даже небесам жарко.
Среда. В ЗАГСе тишина. Ни торжественного марша Мендельсона, ни нарядных невест, ни шумных поздравлений, ни цветов. Нет, были цветы! Мой пылающий бордовым пламенем букет роз в тон платья (с тех пор каждый год в день нашего праздника мой муж дарит мне такие же). К ним прибавились цветы, принесенные друзьями и родственниками. Посредине небольшого зала на полу, олицетворяя фонтан слез, – металлическая миска, куда с потолка капает вода. Похоже, выше этажом была авария, и мы застали ее последствия. Под этот аккомпанемент мы и расписались. Кап, кап, кап…
Наша свадьба. 24 июня 1981 г.
Мрачная женщина, сумрачно пробормотав стандартное поздравление, добавила:
– Не приходите к нам разводиться.
Напутствуемые таким образом, мы поспешили к выходу.
Валя в июне 1981 г.
Ему было пятьдесят пять лет, мне – двадцать пять. Представляя меня знакомым, он сказал:
– У Ниночки один недостаток: ей двадцать пять лет. Но этот недостаток с годами проходит.
Друзья от души пожелали нам счастья, и мы счастливы до сих пор. Жена мужу, а муж жене посланы Всевышним в радости и в печали. Мы твердо верим в это, и вера придает обоим силы.
Не скажу, что все сразу у нас с Валентином стало гладко. Нужно было менять образ жизни, а отчасти и характер, приноравливать привычки. Случалось, не находили общего языка. Но никогда мы не позволили себе крупных размолвок или, тем более, скандалов. Вспоминая прошедшие десять лет, муж сказал:
– А ведь мы с тобой ни разу серьезно не ссорились.