Валентин Гиллуа
Шрифт:
Побег проводника привел в уныние мексиканцев, людей, привыкших к тропическим областям; мужество их очень уж ослабело при виде снегов Скалистых гор; к счастью для планов их начальника, он имел над своими слугами ту власть, которую имеют избранные умы, и пеоны, видя своего начальника веселым и беззаботным, начали надеяться, что они выйдут лучше, нежели они воображали, из дурного положения, в которое были поставлены так неожиданно.
Путешествие продолжалось спокойно, не было открыто ни одного подозрительного признака, и мексиканцы могли думать, что, кроме потери времени в ожидании нового
Странное дело! Карнеро, капатац, казался скорее весел, чем сердит на исчезновение проводника; вместо того чтобы жаловаться на промедление, он смеялся над тем, что случилось и отпускал на этот счет шуточки более или менее остроумные, вконец рассердившие его господина, который внутренне проклинал препятствие, удерживавшее его в горах и подвергавшее его опасности нападения разбойников.
— Что вы находите такого приятного в том, что случилось с нами? Чему вы так радуетесь, Карнеро? — сказал он наконец довольно сердитым тоном.
— Вы извините меня, — смиренно отвечал капатац, — но вы знаете испанскую пословицу: «Лучше забыть о том, чего поправить нельзя» — вот я и забываю.
— Гм! — только сказал господин.
— Притом, — прибавил капатац, наклонившись к своему господину и говоря ему почти на ухо, — как ни дурно наше положение, не лучше ли делать вид, будто мы находим его прекрасным?
Господин бросил на него проницательный взгляд. Капатац продолжал бесстрастно, с раболепной улыбкой:
— Обязанность преданного слуги состоит в том, чтобы разделять всегда мнение своего господина. Пеоны сегодня утром роптали после вашего отъезда. Вы знаете характер этих скотов: если уныние овладеет ими — мы погибнем, потому что нам невозможно будет извлечь из них никакой пользы. Я думал, что разделю ваше намерение, если постараюсь ободрить их, и выказывал веселость, которой не чувствую, поверьте, предполагая, что это будет вам приятно.
Мексиканец покачал головой с видом сомнения, однако замечания капатаца были так справедливы, причины, выставляемые им, казались так правдоподобны, что он принужден был поблагодарить его, не желая сердить человека, который одним словом мог переменить настроение пеонов и возбудить их к мятежу, вместо того чтобы поддерживать в исполнении их обязанностей.
— Благодарю вас, Карнеро, — сказал он, — вы вполне поняли мое намерение, благодарю вас за вашу преданность. Поверьте мне, скоро настанет минута, я надеюсь, когда я смогу доказать, как я вами дорожу.
— Уверенность, что я исполнил свой долг в этих обстоятельствах, как всегда, есть единственная награда, которой я добиваюсь, — отвечал капатац, почтительно поклонившись.
Мексиканец бросил на него взгляд искоса, но воздержался, и с улыбкой во второй раз поблагодарил своего капатаца.
Начальник каравана был одним из тех людей, которые, обманывая всю жизнь всех, с кем сводят их случайности бурной жизни, наконец не верят никому и стараются под самыми пустыми словами открыть корыстолюбивое намерение, которого по большей части не существует. Хотя капатац Карнеро давно уже служил у него, хотя он выказывал ему величайшее доверие, однако внутренне не только его остерегался, но даже подозревал, что он ведет
Было ли это предположение справедливо — мы теперь этого не скажем, но мексиканец пристально следил за капатацем и думал, что рано или поздно сомнения его подтвердятся.
Незадолго до одиннадцати часов утра караван доехал до эспланады, и с радостью, которую они не старались даже скрывать, пеоны увидели, какую крепкую позицию выбрал их господин для лагеря.
— Здесь мы остановимся пока, — сказал мексиканец, — развьючивайте лошаков, разводите огонь, приготовляйте завтрак, а потом мы укрепимся таким образом что обезопасим себя от нападения мародеров.
Пеоны повиновались с проворством людей, сделавших продолжительный переезд и подгоняемых сильным голодом.
Огонь был разведен в одну минуту, и пеоны скоро принялись за завтрак.
Когда голод был утолен и сигарки выкурены, начальник встал.
— Теперь, — сказал он, — за работу!
Глава VI
СЮРПРИЗ
Позиция, в которой начальник каравана решил остановиться, воображая, что он первый открыл ее, была прекрасно выбрана для лагеря, который мог сопротивляться несколько месяцев нападению индейцев и луговых пиратов; это была огромная эспланада, значительно возвышавшаяся под пропастями и охраняемая справа и слева огромными скалами, предоставляя такие условия безопасности, что к пеонам возвратилась их беззаботность, и они смотрели на таинственный побег проводника как на случай вовсе не важный, который не мог иметь других последствий, как заставить их пробыть в дороге долее назначенного времени.
Поэтому они вскочили, по приказанию своего начальника, и начали рыть ров, который должен был предохранить их от неожиданного нападения.
Главная квартира, то есть палатка, была устроена прежде всего.
В ту минуту, когда начальник каравана шел с пеонами, которые несли заступы и лопаты к входу на эспланаду, вероятно, для того, чтобы показать, в каком месте надо было рыть ров, капатац подошел к нему с раболепным видом и, почтительно поклонившись, сказал:
— Я должен сообщить вам нечто очень важное.
Господин обернулся и, окинув его с ног до головы с плохо скрываемой подозрительностью, повторил:
— Нечто важное — сообщить мне?
— Да, — отвечал капатац, поклонившись.
— Что же такое? Говорите, только поскорее, Карнеро, вы видите, мне некогда!
— Если вы позволите мне сказать вам два слова наедине, то сейчас узнаете, в чем дело.
— Что за таинственность?
— Долг предписывает мне сообщить только вам, что я открыл.
— Гм! Вы открыли что-нибудь?
Капатац поклонился молча.
— Ну пойдемте, — сказал ему господин, — а вы, — обратился он к пеонам, — ступайте, я сейчас приду.
Те продолжали свою дорогу; начальник каравана, напротив, сделал несколько шагов назад, капатац шел за ним. Отойдя на значительное расстояние, начальник снова обратился к метису:
— Теперь, я полагаю, Карнеро, вы можете объясниться.
— Могу.
— Говорите же и не держите меня в недоумении.
— Вот в чем дело: я нашел грот.
— Что! — с удивлением вскричал его господин. — Вы нашли грот?