Валлиста
Шрифт:
Музыкант без дальнейших намеков понял, что меня интересует разговор с нею, а не с ними обоими, улыбнулся нам и направился к выходу, держа инструмент на плече, как драконлорд носит пику.
– Могу ли я купить вам кружечку пива? Я предложил бы вина, но поверьте, вы его не хотите.
Она улыбнулась и повернулась к хозяйке; та кивнула и принесла нам бутылку и два бокала, разлив вино - темно-красное почти до черноты. Подняв тост в честь Хевлики, я пригубил вино и был приятно удивлен. Хозяйка дождалась, пока я не заплачу за вино, потом что-то пробурчала, оставила нам бутылку и зашаркала
– Наверное, его тут держать специально для вас, - предположил я.
Она улыбнулась.
– Я Хевлика.
– А я... Сурке.
Она заметила миг заминки, а я пожал плечами.
– Так уж сложилось, что у меня несколько имен. И я решил, что вы заслуживаете самого лучшего.
– Вы весьма любезны. Так о чем вы желали бы поговорить?
– О покойной супруге лорда Атранта.
Шокировать иссолу - возможно, у меня должно было бы появиться ощущение хотя бы небольшой победы; однако на самом деле мне стало скорее стыдно. Я ждал, пока она глотнет вина и придет в себя.
– О ее милости, - наконец проговорила Хевлика. Наверное, это и правда было ее имя. То-то весело ей приходилось, когда она еще была ребенком.
Я кивнул.
– Я слышал, что с ней что-то произошло. Что именно?
– Могу я спросить, почему вы желаете это знать?
Такова уж особенность иссол: вы знаете, насколько трудно им сказать "нет", и именно поэтому точно так же трудно в чем-либо отказать им.
– Это сложно, - вскоре признался я.
– Тут играют свою роль и большой дом в окрестностях Адриланки, и Чертоги Правосудия, и проходы сквозь...
– Чертоги Правосудия, - повторила она.
Я кивнул.
Она отпила еще вина.
– Именно там все и случилось, - наконец проговорила Хевлика, глаза ее были затуманены.
– Что случилось?
– спросил я миг спустя.
Она покачала головой.
– Я не знаю. В точности не знает никто.
– Но ее милость отправилась в Чертоги, пока еще была жива?
Она кивнула. Я когда-то думал, что Зерика и я были единственными. А теперь это смотрелось своего рода официальной имперской хроникой.
– В это время она носила ребенка?
Танцовщица удивленно дернула шеей.
– Я об этом не слышала.
– А, - проговорил я, - возможно, меня неверно информировали.
– Вы весьма гладко говорите, - заметила она.
– Вы имеете в виду, для выходца с Востока?
– она кивнула.
– Я много читаю, - пояснил я.
– Вы считаете нас кем-то вроде текл, но мы на самом деле вообще вне всяких правил.
– Понимаю. Разумеется, большая часть того, что я о вас знаю, взята из поэм, сказок, пьес. Согласна, не самые надежные источники - но трудность в том, что заменить их особенно нечем.
– Да, я понимаю.
– Надеюсь, я вас не обидела.
Я рассмеялся.
– Я обижаюсь, когда меня пытаются убить. И мои чувства ранит, когда меня колотят тупыми предметами. А если ничего такого не происходит, и ладно.
– Я понимаю. У вас есть любовная лирика?
– У меня? Нет.
– Я имею в виду наш народ.
– А, тогда конечно. А еще любовные баллады, эротические рисунки и похабные анекдоты.
– У нас тоже.
–
Хевлика рассмеялась.
– Слышали бы вы нас, когда рядом нет посторонних, - она подмигнула.
– Готов платить золотом.
– Что ж, я запомню, если нам придется свидеться снова.
– О, мы непременно увидимся снова.
– Да?
– Мы, выходцы с Востока, разбираемся в подобных вещах.
Она вежливо улыбнулась, причем выглядело это так, словно она не улыбнулась из вежливости. Иссола.
– Надо вам попробовать себя в любовной лирике.
– Вот уж не думаю. В мире и без моих усилий хватает плохих поэтов.
– Что ж, хорошо.
– А зачем, кстати сказать?
– Это поможет.
Я фыркнул.
– С чем поможет?
– С вашей печалью.
– Какой еще печалью?
– Вы же знаете, что я имею в виду, лорд Сурке.
– Я правда не понимаю.
– То есть вы не пишете ей писем - исключительно в мыслях? Не хотите описать ей, насколько отчаялись - но при этом понимаете, что если напишете и отошлете ей такое, и она позволит вам вернуться, вот тут-то и наступит подлинное отчаянье? Это будет ужасно, твердите вы сами себе. И когда что-то происходит - забавное, интересное, грустное ли, - вы оглядываетесь, собираясь рассказать ей об этом, пока не вспомните, что ее нет рядом. И хотите поведать ей, что происходит, но не делаете этого, чтобы не взваливать на ее плечи дополнительный груз, вот только вы и хотите навалить на нее дополнительный груз и ненавидите себя за такое желание. Вы спрашиваете себя, встречается ли она с кем-то еще, и надеетесь, что да, и надеетесь, что нет, и ненавидите себя за то, что вас до сих пор это так волнует. И может быть, вы и сами нашли себе кого-то, но волнуетесь, что это нечестно по отношению к ней, а потом вас волнует то, что вас вовсе не должно волновать подобное, а потом вы просто впадаете в ярость оттого, что столько времени проводите, размышляя над этим, и все это преобразуется в бесплодную печаль.
– А, эта печаль...
Она кивнула.
"Лойош, ты ничего этого не слышал."
"Чего я не слышал?"
"Точно."
– Как вы узнали? И почему?
– Как - это просто, Сурке. Это видно по тому, как вы ходите, и как держите плечи, а в основном - по тому, как смотрите, когда я танцую.
– Чертовы иссолы...
– Простите?
– О, ничего.
– А почему - потому что могу, и потому что чувствую, что должна извиниться за собственную грубость.
– Ха. Что ж, спасибо.
– Вы правда предпочли бы, чтобы я ничего не сказала?
– Я вот что вам скажу, - проговорил я.
– Вы живете тысячи лет. Мы лет шестьдесят-семьдесят. И держу пари, что вы не найдете ни выходца с Востока, ни драгаэрянина, с кем бы не случалось подобного. Это просто часть того, что бывает, когда живешь. И проводить все свое время, переживая о таких вот вещах - значит настолько погрузиться мыслями в ушедшее, что больше никогда ничего у вас не будет. Да, случается разное дер... в общем, разные неприятные и печальные вещи. От этого больно. Но надо идти дальше.