Вальс до востребования
Шрифт:
Теперь он совсем другой. Нет, не менее сексуальный, но… эта его природная сексуальность перестала быть столь прямолинейно-шибающей и очень конкретной, став качественно другой – наполненной каким-то иным свойством, более глубокой душевной, мыслящей составляющей, что ли.
Но другой не другой – неважно, его сексуальность все так же пробивает ее желанием. Вот так. И он по-прежнему ее волнует.
Думала, вспоминала Марианна и дивилась своим реакциям и чувствам, невпопад отвечая на бесконечные мамины расспросы о человеке, заполонившем все ее мысли, пока они готовили тот самый ужин,
Но на удивление и вопреки волнениям Марьяны, ужин прошел на подъеме в замечательной легкой, веселой и доброжелательной атмосфере. Они много смеялись, шутили, рассказывали забавные истории и анекдоты, допустимые в присутствии ребенка. Стаховский обладал блистательным ироничным складом ума и великолепным чувством юмора, очень близким юмору Марианны, к тому же владел искусством управлять беседой, вовлекая в нее всех присутствующих настолько тонко и виртуозно, что каждому казалось, будто он сегодня блистает эрудицией, красноречием и юмором. Этот его талант Марианна отметила еще в ту их первую далекую встречу, казавшуюся теперь нереальной какой-то, словно из другой жизни совсем про других людей или из позабытого кино, вызывающего немного печальную ностальгию при его просмотре.
Правда, когда они всем семейством зашли в дом к соседу, то в первые минуты чувствовали естественную скованность и неловкость момента, какие испытывает любой человек, волею случая попадая на застолье в гости к чужим людям, но непринужденность и легкость атмосферы помог создать Кирюшка, с детской прямотой нарочито демонстрируя свои эмоции и настроения.
Когда они снимали и вешали верхнюю одежду в высокий встроенный шкаф в просторной прихожей, Кирюха показательно дулся, отмалчивался и сопел, мол, смотрите все, как я на вас обижен.
– Что это с Кириллом? – поинтересовался у Марьяны гостеприимный хозяин, не пропустивший актерства ребенка.
– Прослушал лекцию-наставление по основам безопасности жизнедеятельности, ОБЖ, – старательно сдерживая улыбку, пояснила Марьяна, так, чтобы и сынок слышал краткое повторение урока. – Разъяснили, почему опасно беззаботно убегать одному куда захочется, заходить в чужие дома и общаться с незнакомыми людьми. – И, не сдержавшись, все-таки улыбнулась. – Последний аргумент он яростно отвергает, утверждая, что дядя Ян не какой-то там чужой, а совершенно наш, практически родной. От этого и дуется.
– Мы бы к чужому в гости не пошли! – возмутившись, продолжил, видимо, прерванную перед тем, как зайти в дом, дискуссию Кирилл. – И чужой бы не приманивал Бармалея! И свой пирог бабушка бы для чужого никогда бы печь не стала! – заявил ребенок с полной убежденностью.
Посмеялись, расслабились, и как-то в таком приятном ключе и покатился вечер дальше. В паре моментов, правда, возникали неловко повисающие паузы, неизбежно возникающие, когда за столом на дружеских посиделках собираются совершенно незнакомые люди, но их снова выручал Кирюшка, с детской непосредственностью в любую заминку в беседе взрослых принимавшийся красноречиво-настойчиво напоминать о кем-то там обещанной интересной компьютерной игре.
После
– Да! – подпрыгнул радостно пацан, не забыв попенять взрослым: – Вы тут заняты разговорами всякими, а я изждался уже весь, а это нечестно.
В кабинет Яна, располагавшийся недалеко от кухни-столовой-гостиной, отправились всей компанией. Ну заинтриговал, что там за игра такая, да и не сидеть же за столом без самого хозяина.
На удивление Марианны, Ян оказался прекрасным, терпеливым учителем, очень доходчиво и просто объяснявшим ребенку правила и условия игры. Он не пытался перехватить ход и управление, когда у малыша не получалось что-то, спокойно разъяснял, как действовать в той или иной ситуации, не пытаясь отобрать клавиатуру и показать самому.
Это было более чем странно и удивительно, поскольку в ком в ком, а уж в Стаховском вряд ли можно было заподозрить человека, умеющего обращаться с детьми настолько грамотно и терпеливо.
Он блистал, получал удовольствие от всех тех преференций, что давала жизнь человека такого уровня бизнеса, на котором находился, в достаточной степени любовался собой, сибаритствовал и был свободен от любых связей и обязательств. И уж совершенно определенно дети в этом прекрасном пространстве его жизни были фигурами абсолютно умозрительными, где-то там, за далеким, неразличимым горизонтом.
Раньше, поправила себя мысленно Марьяна. Раньше.
У Кирюхи что-то не заладилось в игре, не получалось, как надо, он хмурился, сосредоточенно пыхтел и упорно повторял нужные команды, пытаясь сделать правильно.
– Подожди, Кирюш, – сунулся вперед Виктор Игоревич, отстраняя внука от клавиатуры и монитора, – дай дед попробует.
– Я сам хочу разобраться! – запротивился ребенок.
– Да ты разберешься еще, а я хочу попробовать, – настаивал дед, снимая Кирюху с кресла.
– Да? – расстроившись до засверкавших накатившими слезами обиды глазешек, возмущался Кирилл. – А потом вы скажете, что мой вечерний час за компьютером закончен, и все! И я уже не поиграю!
– Думаю, сегодня мы начнем отсчет вечернего часа игры с того момента, когда ты разберешься хоть немного и единолично сможешь играть, – приняла решение Марьяна, успокаивая сына.
– Тогда ведь надо научиться! – не сдавался мальчик.
– Давайте сделаем так… – вмешался в их легкую перепалку Стаховский и уточнил: – У вас есть айпод?
– Есть, у меня и у родителей, – подтвердила Марьяна.
– Отлично. Несите, и я загружу игру на все три гаджета, тогда никто никому не будет мешать играть, – предложил Ян.
Понятное дело, что после такого предложения мирно-тихо вернуться снова за стол не имелось никакой возможности – Кирюшка «бил копытцем», требуя прямо вот сейчас, немедленно бежать домой за айподами, иначе все окончательно пропало, потому что пока-а-а-а они тут закончат есть-пить и беседовать, будет уже совсем поздний вечер, а он так и не разберется, не наловчится в игре, и дед вмешается, и вообще будет пора уже спать.