Вальс до востребования
Шрифт:
– Тоже дедушка расстарался, – хмыкнул Стаховский. – Но я вам расскажу об этом в следующий раз. Например, завтра. – И пригласил: – Приходите ко мне завтра, Марианна, доедим ваш замечательный пирог, да и я что-нибудь приготовлю. – И заверил: – Я неплохо готовлю, а уж в вашу честь расстараюсь. Придете?
– Приду, – кивнула она.
– Замечательно, – расплылся в довольной улыбке Ян. – Давайте номерами телефонов обменяемся.
Обменялись, занесли в память своих смартфонов.
– А теперь бегите, а то холодно. Кажется, подморозило немного, замерзнете еще, – распорядился Стаховский.
Он вообще часто распоряжался, отметила
– Спокойной ночи, Ян, – не стала спорить она.
– Спокойной ночи, Марианна, – попрощался и Стаховский.
Разумеется, как только он двинулся назад, сразу же загуглил эту самую «Марианну», оказавшуюся песней композитора Георгия Свиридова, в исполнении Муслима Магомаева, которую и прослушал пару раз, пока доехал до дома. Ну ничего так, живенько, голос исполнителя – тут он с дедушкой Марианны был совершенно согласен – роскошен, моща и великолепие, а уж содержание песни дело десятое.
И, вернувшись домой, целиком захваченный мыслями о своей новой соседке, прокручивая в памяти их разговор, дополняя своими выводами и размышлениями, Ян неосознанно, тихонько бубнил себе под нос: «О, Марианна, моя Марианна, я никогда, никогда не забуду тебя…» И не заметил, как навел порядок в столовой и в кухне, успев и посуду сложить в посудомойку и запустить ее, и убрать в холодильник остатки угощения.
Ладно, оно и к лучшему, не придется утром с этим возиться, а теперь самое время вернуться к делам. И, как ни удивительно, Стаховскому удалось настолько сосредоточиться и погрузиться в решение рабочих задач, что на какое-то время мысли о прекрасной женщине Марианне… нет, не покинули его, но отодвинулись на задний план, где-то там, на периферии сознания, создавая музыкальный фон песенного мотивчика «Марианны», всерьез не тревожа, не будоража воображение…
…но лишь до того момента, когда Ян, неожиданно легко найдя решение одного программного узла, над которым бился пару дней и никак не мог расщелкать, удовлетворенный классно сделанной работой и собой, молодцом таким головастым, расслабился, потянулся, разминая застоявшиеся мышцы, и, бормоча теперь уж вслух «Марианну», отправился отдыхать.
Въехав в спальню, Ян уловил все еще витавший в комнате сладковатый запах духов Анжелики, неожиданно вызвавший в нем странное отторжение и даже какую-то неприязнь. Подивился эдакой своей неожиданной реакции – до сих пор он как-то не очень обращал внимания на ароматы парфюмерии, которой пользовалась девушка, а если и обращал, то они уж точно не вызывали в нем каких-то отталкивающих реакций.
– «Вот такая кукуруза на полях наших взросла», – задумавшись, процитировал Стаховский запомнившуюся ему когда-то надпись на агитационном плакате времен устойчивого социализма.
Понятно дело, откуда что «прилетело»: этот сладкий запах настолько не подходил Марианне, не монтировался с ее образом, с ее личностью, что казался ему сейчас вульгарно навязчивым и дешевым, хоть и был из весьма дорогой линейки весьма известного бренда.
Да, что теперь размышлять – ясно, что Стаховский «попал» по полной, вляпавшись в эту женщину, захватившую его разум, его чувства, мысли и воображение, и ничего теперь с этим не сделаешь.
И, рывком распахнув на всю ширь створку окна,
Поймал себя на том моменте, что досадует, ворчит про себя недовольно, крутнул головой, усмехнувшись, успокоился и отправился в гардеробную комнату за свежим постельным бельем.
Марианна не могла заснуть.
Крутилась с боку на бок, вздыхала тягостно, считала до ста, представляла себе размеренный прибой бирюзовой волны, где-нибудь на Канарах, заставляла себя подумать об уроках с учениками: с кем что требуется усиленно отрабатывать на следующей неделе – все без толку! Ничего не могло изгнать из ее головы образ Яна Стаховского, заполонившего собой все прочие мысли.
Того, блистательного, великолепного Стаховского из прошлого, так взбудоражившего тогда все ее женское начало, и этого, нынешнего – изменившегося, гораздо более опасного для ее личности и женской трепетной сути появившейся в нем глубиной, какой-то мощной духовной наполненностью, этим прямым сильным взглядом ярко-голубых глаз человека, преодолевшего себя и познавшего нечто мощное, недоступное.
Другого, совсем другого.
Даже его тело изменилось. И не в утерянных ногах дело, хотя, как и в случае с изменениями, произошедшими с его личностью, наверняка потеря ног явилась поводом изменения его физической формы.
Тогда, семь лет назад, Ян Стаховский обладал великолепной спортивной мужской фигурой, вот сто пудов и «кубики» наличествовали под его рубашкой и шикарным костюмом ручного пошива от известного модельера, и накачанные бицепсы с трицепсами под названием «стон красавицы», приобретенные в лучших спортклубах столицы.
Сейчас же тело этого мужчины приобрело крепость и мощь атлета – не полученные путем долгих тренировок в зале, с поеданием стероидов и соблюдением специальной диеты, для красоты и любования, мышцы, а вынужденно прокачанный жизненными обстоятельствами жилистый, как скрученная жесткая проволока, мышечный каркас торса и рук. Да и бедра, насколько могла заметить Марианна, в подвижности его тела принимали участие, не бездействовали, перекатываясь сильными, прокачанными мышцами. Он стал крупнее, мощнее, стремительнее и точнее в движениях, в реакциях. Уж она-то, как профессионал, видела и могла оценить все, что касалось человеческого тела, его природных данных и способностей, обретенных путем долгих, кропотливых и упорных тренировок.
Почему она о нем думает, вспоминает-перебирает их сегодняшний разговор и анализирует каждую фразу, каждое слово, каждую интонацию и выражение его лица?
Как он сказал?
«Вы произвели на меня ошеломляющее впечатление, я был совершенно вами покорен и очарован. Наверное, даже влюблен».
Кажется, так.
Каждой женщине приятны такие признания, тем более от мужчин, нравящихся им самим. А как же. Но «приятно» – это не то, что испытала Марианна, услышав его незатейливое, несколько ностальгически ироничное признание: слова и голос словно обожгли ее, выпустив на свободу чувства и эмоции, которые Марьяна никогда не позволяла себе проявлять в жизни и в отношении мужчин, отпуская себя на полную бесшабашную свободу только в танце, в остальное же время привычно держа под замком контроля.