Вампиры [Vampire$]
Шрифт:
Через несколько секунд все трое поднялись по ступенькам в свою комнату, и там, в полной темноте, на которой он настаивал, Даветт стремилась найти в ней какое-то чувство стыда, лежа и чувствуя обнимающуюся пару рядом с собой на своих прохладных простынях. Но она не могла найти никакого чувства стыда или ревности или чего-то подобного, кроме ударов сердца, испытывая потребность лишь в том, чтобы они скорее повернулись к ней.
Вскоре, это произошло, и вместе с этим причудливая надежда, что ее крики будут столь же громкими и волнующими,
Когда Даветт на мгновение замолчала, и Феликс наклонился вперед, чтобы подать ей стакан воды, она почувствовала тяжелую тишину комнаты мотеля. Она поняла, что не смотрела ни на что, кроме пола и лица Феликса за прошедшее время, за два часа, и она подняла глаза и встретилась с обеспокоенным выражением на их лицах. Они беспокойно переглядывались, и она знала, это беспокойство из-за нее — она могла прочесть это. Но она знала, что так было еще и от смущения. Сексуальное напряжение было таким же тяжелым, как тишина.
Это не ваша вина! она хотела кричать.
Но она знала, что они ей не поверили. Еще нет. Они не понимают, потому, что не испытали этого, это было проще их понимания. Магия запятнала ее и эту часть она сейчас прошла.
Они не поймут.
Тем не менее, она должна попытаться. И она попыталась. Она попыталась рассказать им об ощущении укуса, о том, как извергающееся вулканическое наслаждение катится сквозь тебя, вибрирует и ласкает, и ты глубоко погружаешься в свою память и далеко удаляешься в своих фантазиях.
— Разве это не больно?
Она остановилась, огляделась. Это был Карл Джоплин. Его лицо смягчилось, и он улыбнулся ей.
— Прости, сладенькая. Но мы говорим о том, что тебя кусают.
— И высасывают кровь, — прибавил Кот.
Карл кивнул, но его тон оставался ласковым.
— И высасывают твою кровь. Он должен…
— Но ты не знаешь этого! — настаивала Даветт. — Ты не осознаешь. Ты не знаешь, что теряешь кровь. Там так много всего происходит, с тобой.
— Ты имеешь в виду, что он тоже… — прошептала Аннабель, прежде чем прерваться и покраснеть.
Голос Даветт был суровым и горьким.
— Нет. Не было секса. Вампиры не могут заниматься сексом. O, вампирши могут… притворяться. И они это делают. Но это не реально. Это не жизнь. Они мертвы.
Наступила тишина, пока они переваривали это.
И Феликс подумал, глядя на нее: Tы еще что-то оставила для себя, не так ли, прелесть?
Но он не улыбнулся. Она не знала, что это было преклонение.
Даветт отпила еще один глоток воды и попыталась объяснить больше:
— В действительности это происходит в три этапа. Во-первых это… это, просто никогда не происходит с тобой. Вампиры? Это из фильмов, вы знаете?
Они кивнули. Да, они знали.
Она сделала еще глоток.
— Это просто… соблазн, я полагаю. И у всех есть такая часть, которой нравится и хочется этого. Вампиры раздувают это желание внутри тебя и… Ну, тебе нравится это и кажется
— Это первый этап.
— Во второй части, ты настолько зависима от этого, что не желаешь приглядеться к тому, что происходит. Он держит тебя и контролирует тебя. Ты на самом деле никогда не задумываешься ни о чем — ты не желаешь рассмотреть это. Потому, что ты… Ты не желаешь думать об этом.
— И третий этап? — спросил Феликс. — Ты знаешь тогда?
Даветт устало кивнула.
— Ты знаешь. Притворство кончилось. Он дает тебе понять. Он позволяет тебе увидеть это. И видеть это ужасно, те вещи, что они проделывают с живыми, как ужасно они улыбаются, когда они уродуют нас. И…
Она задремала, глядя на что-то, видимое только ей.
— «И»… — мягко подтолкнул Феликс.
Она посмотрела на него и ее улыбка была мрачной и натянутой.
— Может быть, худшая часть — это не знание, … попускание. Хуже всего то, что ты понимаешь, ты знала, ты всегда знала, глубоко внутри себя, с самого начала. Это не ведьмовство, сексуальная часть. Это есть у всех и это может быть прекрасно. Это глубже.
— Это основополагающе.
— Это Зло.
— И ты всегда это чувствуешь, какая-то часть тебя знает, когда это касается тебя.
— Всегда.
Она помолчала несколько секунд. Затем она вздохнула, сделала глоток.
— Хорошей новостью является то, что последний этап редок.
Джек Кроу заговорил впервые за все это время.
— Почему это он редок?
— Потому, что к тому времени, большинство людей мертвы, — ответила Даветт, глядя на него.
И Джек откинулся назад, словно ожидая ответа.
— Итак, — начал Феликс еще раз, — ты наркоманка сейчас?
Она посмотрела на него.
— Весьма изрядная. Но в течение следующей недели это… Следующих десяти дней…
Неделя, она подумает об этом позже. Неделя, десять дней…
Это все, что нужно, чтобы ее прежняя жизнь исчезла.
Через неделю она узнала, на что это похоже, быть раздразненной. Через десять дней она поняла, что такое конец поводка. Ее жизнь уменьшилась до единственной ночной точки. Она никогда никуда не ходила. Она никогда не видела солнечного света. Она ни с кем не разговаривала кроме Росса, Китти, Тети Виктории и слуг. Она написала одно письмо. В свой колледж. Менее чем за месяц до окончания обучения, и она написала им, что она не вернется.
Жизнь кончилась.
Он дразнил ее, будучи особенно очаровательным одну ночь, давая ей больше, чем просто ее долю внимания. Он был остроумным, он был нежным, он сжигал ее этим своим взглядом. Затем, внезапно, он уходил.
Она не спала до рассвета. Томилась.
В одну из ночей он вообще не показался. Обе женщины сидели, разговаривая, надев свои самые нокаутирующие наряды — для Росса, предпочитающего видеть их расфуфыренными или обнаженными — всю ночь, ожидая его, чтобы продемонстрировать.