Ванильный запах смерти
Шрифт:
В эту минуту из допросной Саня вывел Абашеву в наручниках и все замерли. Только Люша смогла выкрикнуть:
– Требуйте адвоката, Зульфия, и храните молчание!
Её выпад почему-то рассмешил непрошибаемого Пашу, который подошел к вскочившей сыщице и отечески тронул ее за плечо:
– Вы докушайте чай, дамочка. Докушайте. До вас очередь еще дойдет.
Старорежимное «докушайте чай» произвело особо удручающее впечатление на чуткую Шатову. Она кожей ощущала, что расследование пошло по неверному пути. И никуда, кроме тупика, эта кривая дорожка не выведет.
Мысли
Вообще все отдыхающие делились на два лагеря. Первый – знакомцы и знакомцы знакомцев старшего хозяина: Федотов с Абашевой, Самохин, Щипкова, Гулькин, Кудышкин. Второй – приятели и родственники хозяина младшего: Орлик, Травина, Шатова. К какой коалиции принадлежали Бултыхов и Пролетарская? Собственно, сын бабули уже мчится из Москвы, и в ближайшее время можно будет его подробно расспросить. Если, конечно, он снизойдет до ответов. А Бултыхова уже пора разыскивать: пятичасовая рыбалка для еле передвигающегося больного – явный перебор. Геннадий Борисович отдал распоряжение оперативникам, дежурящим у ворот отеля, прошерстить берег в поисках Бултыхова и крикнул, чтобы к нему привели Говоруна.
– Как появилась Пролетарская в отеле, по чьей рекомендации? – спросил он у Василия, который пытался сохранять хотя бы видимое спокойствие. Он сидел на стуле прямо, высоко подняв голову и глядя в глаза следователю, демонстрируя, что ему абсолютно нечего скрывать.
– Позвонила какая-то женщина, поинтересовалась наличием номеров. Я сказал, что номера есть. Она мило попрощалась, попросив придержать номер на теневой стороне для ее пожилой родственницы. Через день приехала Адель Вениаминовна и заплатила за двухнедельное проживание.
– А как она приехала? На такси?
– Не-ет, ее привез шофер сына Леши. Тогда мы и поняли, что звонила секретарша какого-то чина из Москвы, а Пролетарская не какая-то там «пожилая родственница», а непростая вдова и мать.
В эту минуту в комнату вошла Даша с подносом, на котором стояла большая чашка кофе и тарелка с бутербродами и круассанами.
– Геннадий Борисович, вы можете, конечно, отказаться, но я все равно буду настаивать на завтраке. Приятного аппетита, – хозяйка поставила поднос, испускавший несказанно аппетитные запахи, перед следователем.
Рожкин стушевался, громко сглотнул и, зардевшись, выдавил из себя «спасибо».
– Ваших коллег я пою кофе в холле, – сообщила Дарья и вышла, прикрыв бесшумно дверь.
– Ешьте-ешьте, – подбодрил Говорун следователя. – Я могу говорить и с жующим представителем закона.
Но Рожкин не принял тона хозяина и, слегка отодвинув поднос, уставился в протокол.
– Так, еще один вопрос, Василий
– Знаете, его приезду мы очень удивились. Он просто пришел с чемоданчиком и сел на террасе. Его увидел Гулькин, позвал меня. Я вышел, и все. Он поселился.
– А вы спросили, как он узнал об отеле? Почему так смело приехал – ведь номеров могло не быть?
– Бултыхов очень необщительный, какой-то косноязычный, насупленный. Буркнул, что знакомые порекомендовали. Я решил, что это какие-то связи старшего брата. Удивительно, но я вообще не помню, чтобы Бултыхов со мной или с кем-то еще разговаривал за всю эту неделю! – развел руками Василий. – Вообще мы с Дарьей переживаем, где он и что с ним. Ну, вы же знаете, как серьезно Степан Никитич нездоров.
– Я уже отправил сотрудников к реке, – вздохнул Рожкин. – Мне и самому его отсутствие ОЧЕНЬ не нравится. Вы что-нибудь слышали или видели ночью? Ничто не насторожило?
– Я сплю как убитый. Работа изнуряет. Тут за день набегаешься. – Василий обреченно махнул рукой.
Геннадий Борисович отметил этот тоскливо-безнадежный жест. Впрочем, мысли его больше занимал манящий поднос, на который он косился.
– А что случилось в больнице? Вы ведь из-за этого арестовали Зульфию? – решился на вопрос Василий.
– Еще одна попытка отравления Кудышкина. Состояние крайне тяжелое.
– Ужасно, – обмяк и сгорбился на стуле Говорун. Впрочем, взяв себя в руки, произнес нарочито сухо: – Я могу идти?
Следователь неопределенно помотал головой, «поужкал», и Василий оставил его в одиночестве – завтракать.
Пятнадцать минут спустя Юлия Шатова сидела перед следователем и протягивала свою визитку.
«Детективное агентство “Помощь идет”. Шатова Юлия Гавриловна – заместитель руководителя» – прочел Рожкин на белой картонке. Внизу меленьким шрифтом значился номер лицензии частного предприятия.
– Меня попросила приехать Дарья Орлик, моя знакомая, после смерти Федотова, – спокойно сказала Люша, глядя в глаза следователю.
Тот скривился:
– И что это дало? Приезд ваш? Новый труп! Да уж…
Сыщица проигнорировала скептическое замечание и начала докладывать, как на планерке коллеге:
– Я с Пролетарской находилась в холле до полуночи. Ничего экстраординарного она мне не поведала. Впрочем, высказала свои подозрения относительно причастности Кудышкина и Абашевой к отравлению. Мне эта версия представляется малоперспективной.
– Ах, представляется?! – расплылся в улыбке Рожкин.
Юлия оставалась невозмутимой.
– Кудышкина тоже ударили? Или отравили? Или…
Следователь перебил Люшу:
– В соке, принесенном Абашевой в больницу, оказалось сильнодействующее снотворное. Для ослабленного организма – аккурат на летальный исход. Но журналисту поразительно везет. Его странный храп насторожил жену. В глубокой коме его доставили в реанимацию. В любой момент жду вестей.
– Значит, у абашевского приятеля объявилась жена? Интересно.