Варфоломеевские ночи
Шрифт:
– Ха, я сам взял слово. Я представитель пролетариата, я его вождь. Я вождь мировой революции, а вы заражены философией кулачества как класса. А земля все равно принадлежит крестьянам, они на ней будут трудиться в поте лица... все вместе, в коллективных хозяйствах, там будут получать пайки. Каждому крестьянину паек в зависимости от того, как он будет трудиться, сколько норм будет выдавать на гора. Долой кулаков, долой капиталистов.
В Ленина полетели яйца. Откуда взялись эти яйца, никто не знает. Ильич потом в кругу своих единомышленников хвастался, что это из уважения к вождю рабочих и крестьян.
– Э, крестьяне, как и пролетариат всего лишь навоз истории, - сказал Бронштейн-Троцкий.
– Их надо уничтожить, выбросить этот навоз, пусть удобряют землю. А Россию надо заселить евреями. А потом, постепенно
– Нас не хватит, - расхохотался Ленин.
– Распорядимся. Пусть еврейские девушки ходят раздеты, бросаются на шею евреям из Европы и Америки и больше рожают. Мы разрешим снять с себя одежду, пусть расхаживают по улицам и площадям и хватают мальчиков. А почему бы нет, Владимир Ильич?
– Я тоже над этим думал, но гусских будем уничтожать постепенно. Мы этих дураков вооружим и двинем сначала на поляков, потом на немцев. При их помощи завоюем Европу, а потом посмотрим. Ты, Бронштейн, не торопись, а потом как говорят украинские дураки: не лезь вперед батьки в пекло.
– Ты, коротышка, не задирай нос. Я не меньше сделал для пролетариата, чем ты и мой авторитет в партии огромный, -не сдержался Бронштейн.
– Именем мировой революции молчать, - выкатил глаза Ленин.
– Дзержинский! подать сюда Дзержинского. Контрреволюция на носу. Ты, Бронштейн, - контрреволюционер, - громче обычного закричал Ленин.
– Ну ладно. Евреи ссорятся - все равно что мирятся, - примирительно произнес Бронштейн и схватился за брючный ремень.
– Мне секс не нужен, у меня Инесса есть и то я не знаю, куда ее девать. Но ты не думай, я не против однополых браков. Пролетариат должен быть свободен в выборе формы секса.
Бронштейн застегнул брючный ремень и обнял своего друга Ильича обслюнявил его губы.
– Ты знаешь, я тебя безумно люблю и потому жду взаимного ответа, взаимной любви в чисто политическом плане. Вот, допустим, мы победим, мы эту дикую страну заселим евреями, но евреи тоже нуждаются в руководстве. Я тебе уступаю первенство, руководи ими, но ты не вечный, ты можешь помереть в любое время, на тебя может быть покушение, тебя могут застрелить, задушить, повесить, и тебя нет. А мир останется без вождя, - как так? Это невозможно, это недопустимо, это аморально. Чтобы избежать этой всемирной катастрофы, нужен наследник. И этим наследником может быть только Троцкий-Моцкий. А ты не готовишь меня в приемники, ты все мимо. Ты даже на Кацнельсона поглядываешь, Апфельбаума, а на меня нет. Ноль внимания великому человеку, каким являюсь я, Троцкий.
– Это мое дело на кого мне поглядывать. Апфельбаум, например, пишет за меня мои великие произведения, своего рода инструкции для всего человечества. Кацнельсон мне пятки лижет, а ты что? Одними фразами отделываешься. И то у меня крадешь.
– Володя, Бланк, дорогой! с тебя пример беру. Лозунг: мир - народам, фабрики и заводы - рабочим, земля - крестьянам, ты тоже украл у эсеров и во всех статьях приписываешь себе. Так что - баш на баш.
7
Где-то за месяц до июльских событий, когда большевики во главе с Лениным собирались взять реванш и проводили агитацию везде, где только могли, даже в бане с проститутками, в Россию неожиданно приехал Парвус. Это был тот самый Парвус, который соединил Ленина с Германской разведкой, а впоследствии уговорил руководство страны послать шпиона Ленина в Россию для совершения государственного переворота, снабдив его солидной суммой денег.
Парвус единственный человек, который мог казать, что Ленин немецкий шпион. Было, конечно, много и других документов, которые свидетельствовали о его причастности, но как всякий шпион, Ленин надеялся на то, что его расписки в договоре о сотрудничестве, в получение денег и даже наличие немецкого паспорта никогда не будут преданы огласке, потому что это государственная тайна. А вот Парвус - живой свидетель. Бланк сразу заволновался, забеспокоился и даже думал напялить на себя женское платье в случае появления незваного гостя, но Парвус не лыком шит, пришел в самое неподходящее время. Без согласования, без предварительной договоренности,
– твердо произнес едва знакомый человек, сжав кулаки.- Парвус, ты? какими судьбами и в такое время. Ты знаешь, я тут с куколкой немного побалуюсь. Она так соскучилась по мужской ласке, всю ночь спать не давала до самих петухов. Посиди на скамейке под деревом. Ты не голоден? Там рядом водонапорная колонка, качни два-три раза, глотни холодной водички разика два. Но не больше. С меня за воду берут деньги. Часиков в двенадцать я к тебе выйду, выслушаю тебя. Поговорим о мировой революции, хотя все вопросы уже согласованы или определены. Ты нигде там не значишься, зачем было срываться в такой далекий путь при неблагоприятной обстановке, Парвус- Кочегарвус? Или ты денег привез? Если привез, то сейчас выйду. Вот у меня тут мешки пустые, а их нужно наполнить...для нужд мировой революции.
– Я... я пришел просить...
– Просить? ты у революции собираешься просить? Это революция у всех просит, пока не победит. А когда победит, она начнет вырезать тех, кому больше должна. Тех, в первую очередь. Усек?
Инесса слушала разговор своего слабеющего любовника с каким-то неизвестным человеком, и когда он вернулся к ней, спросила:
– Кто это был? так рано. Что-то случилось?
– Да этот паршивый жид Парвус решил поймать меня за шкирку. И подкараулил. Всю ночь, должно быть, не спал, каналья. Деньги ему, видите ли, нужны. Лидер мировой революции никому ничего не должен. Я ему ни гроша не дам. Не дам и все тут. Совесть не позволит, ах ошибся, совесть - это буржуазное понятие, пролетариат отвергает любую совесть. А Парвуса я должен спровадить. Он, видите ли, претендует на должность в новом правительстве, а может и на мое кресло замахивается...
– Ну не горячись. Во-первых, он не жид, а еврей и ты тоже еврей.
– Я? я...немец, в крайнем случае, гусский, черт подери.
– Но мать же у тебя чистокровная еврейка.
– Мать? я с матерью ничего не имею. Она высылает деньги на мировую революцию и хватит. А во-вторых...
– А то, что он выклянчил у Германии для тебя и твоей революции свыше пятидесяти миллионов марок. При мне он отдал тебе пять, из которых два миллиона ты мне вручил для поездки во Францию. Как так можно? У меня есть десять миллионов марок, я подарю ему. Ты...ты просто негодяй. И как это я с тобой связалась?
– Ну, не сердись. Инессочка, моя дорогая, не зли меня, - я ведь, и удушить могу...во имя мировой революции, - сказал Ленин и расхохотался.
– Я...я выполню все твои требования. Только я не хочу его видеть в России. Он опасный человек, он может стать моим конкурентом, ты понимаешь это, Инесса? Ты как-нибудь посоветуй ему, пусть убирается в свою Германию. Там мы с ним встретимся. Как только мы завоюем эту дикую страну, а потом Польшу, а за Польшей Германию. Пролетариат и Германию освободит от ига капиталистов. Вот тогда я его разыщу. А пока он мне только мешает. И, кроме того, он свидетель.
– Свидетель чего?
– Это тайна, матушка, тайна за семью печатями, я не могу ее выдать... даже тебе.
Инесса встала, быстро оделась и не стала будить Надежду, законную жену Ленина, в обязанности которой входило не только уборка, стирка и бесконечная покупка продуктов, но и приготовление пищи, - она сама стала у плиты. А когда надо было выйти на улицу вынести ведро с помоями, она позвала Парвуса в дом.
– Вы не серчайте на Володю, - сказала она как можно мягче, - он все время нервничает. Его идеи пока никто не одобряет, его выступления чаще встречают хохотом и даже яйцами его закидывают. Но, тем не менее, Володя активно готовится к захвату власти в начале июля месяца. У меня десять миллионов накоплений, я вам их отдам, а вы возвращайтесь в Германию. Я вижу: вы не найдете общего языка с ним. Как всякий гений, он очень сложный, очень трудный человек. Я его терплю из последних сил.