Варфоломеевские ночи
Шрифт:
– Скорее, скорее, товарищ Парвус: время - деньги, революция ждать не может, революция нас ждет, пролетариат зовет, я слышу их голоса.
– Вы под опекой Парвуса, - сказал Парвус.
– Надеюсь, вы меня не забудете.
– Какую должность ты хотел бы занять, товарищ Парвус?
– спросил Ленин, глядя своему спасителю в глаза.
– Секретарем? А куда я дену Джугашвили, что грабил банки в Тифлисе ради революции, мировой революции?
– Я удовольствовался бы должностью управляющего российскими банками, - сказал Парвус.
–
Все пассажиры были приятно удивлены, когда их завели в специальный бронированный вагон с узенькими продолговатыми окнами, где им никто и ничто не угрожало. Никаких проверок, никаких посторонних лиц. Ленин с Парвусом и Апфельбаумом тянули пиво и объедались всякими вкусными блюдами, несмотря на то, что простые немцы испытывали трудности в элементарных продуктах питания. Все пассажиры были веселы и довольны, за исключением Инессы Арманд, так как Ленин не посадил ее рядом с собой - Надя, законная супруга Ильича в этот раз заняла ее место.
Вдруг Ленин стукнул себя по лысине и громко произнес:
– Конспирация! Конспирация! Надя, где дамское платье, я должен переодеться в дамское платье. И парик мне нужен, лысину прикрыть, - где все это, черт возьми?
Надя что-то готовила, кажется, все было готово ко времени отъезда, однако она не думала, что так быстро, что сейчас, сию минуту может понадобиться такой конспиративный костюм и заморгала глазами.
– А зачем переодеваться, товарищ Ленин? здесь все свои. Вот когда будем пересекать границу Германии.
– Мы в Стокгольм? Товарищ Парвус, мы в Стокгольм, нас не обманули? Надя иди, тащи дамское платье, я хочу стать дамой.
– Да вот уже скоро, - подтвердил Парвус.
– Ладно, можно переодеться. Только Владимир Ильич, как бы это сказать..., вы должны больше походить на старушку. А вот и Надя. Позвольте я займусь вами, надо хоть как-то выглядеть.
– Я не должен выглядеть буржуем, Ганецкий меня не узнает. А мы должны у него получить 60 тысяч крон на ...мировую революцию, га...га...га...га!
В десять часов утра 31 марта Ганецкий встречает эмигрантов на вокзале в Стокгольме. Он присматривается ко всем и боится, что это не те люди и только, когда старушка с прищуренными глазами подняла руку и произнесла: да здравствует мировая революция, обрадовался и бросился обнимать Ленина.
– Деньги на бочку, - потребовал Ленин.
– Надо заправиться, пивка попить, закупить женскую одежду и всякие там сладости, поскольку в этой дикой стране ничего нет. Прилавки пусты, одна марксистская литература продается.
– Владимир Ильич! вот мешок, тут больше...
– А, моя матушка прислала? она должна за прошлые три месяца, ты напоминал ей об этом, ты писал, что ее сын, вождь мировой революции нуждается, голодает и даже вынужден ходить в женской одежде? Ты
– Зачем писать? у нас миллионы на счетах. Немцы щедрый народ. Пусть ваша матушка отдохнет немного, пожалейте ее.
– Гм, ей это может понравиться. А что, если немцы откажутся. Что тогда делать. Ну, ладно, давай мешок. Апфельбаум, где ты? Пойдем, пройдемся по магазинам. Иди, я буду держаться за твою руку, и прижиматься к плечу. Я - революционная старуха. Это архи важно.
Ганецкий оттащил Ленина в сторону и стал шептать ему на ухо:
– Парвус собрался ехать с нами в Россию. Вы, должно быть, не в духе сегодня. Это же Парвус, а не какой-то там Коба. Пятьдесят миллионов получены благодаря Парвусу. Парвус - это вы, а вы это Парвус. Без него мы не получили бы деньги на издание газеты "Правда" и других газет, а также на оплату стрелкам. Кто будет стрелять - тому сто сорок золотых рублей, кто будет кричать "ура" - тому восемьдесят рублей, кто возьмет красный флаг в руки.... Как брать Зимний, Владимир Ильич?
– - Возьмем, а дело Революции не должно быть запятнано грязными руками, товарищ Ганецкий, - грубо рявкнул вождь, сплёвывая.
– Революция не должна вспоминать Парвуса, она обязана его вычеркнуть из памяти народа. Пойдем в магазин, мне нужно купить пару штанов, мои штаны прохудились в районе мотни. Это Инесса виновата. Э нет, это империалисты виноваты. Ганецкий, ты дрожишь? Приди в себя, черт бы тебя подрал, что ты за революционер? А то отправишься к Парвусу. Что у тебя еще?
– Владимир Ильич, один дельный совет, если позволите.
– Валяй.
– Так как мы скоро окажемся в России, а великий, нужный, сообразительный Парвус останется здесь, то вам нельзя предстать перед пограничниками в настоящем виде: вас сразу узнают и могут арестовать.
– Сколько у тебя паспортов на другие фамилии?
– спросил вождь.
– Дело не в паспортах. У меня двадцать паспортов в запасе. И пять на вас, Владимир Ильич. Вы можете значиться Куцоцацом, а вдруг вас узнают? Поэтому я предлагаю ехать в этом платье, чтоб походить на старуху в сгорбленном виде с паспортом на имя Пескодайки, предстать перед русскими пограничниками. Да и перед шведскими тоже. Надо парик с длинными седыми волосами, сменить женскую обувь, не мешало бы выбить один зуб, а то и два и утверждать, что вы - моя прислуга.
– А как же моя бородка?
– спросил Ленин.
– Ее придется сбрить, лицо намазать толстым слоем крема, да еще навести морщины на шее и на щеках. Это все надо сделать во имя мировой революции. Революция не может остаться без вождя.
Ленин помолчал, затем зашел в кубрик и сказал:
– Товарищи, мы с Ганецким отправляемся на конспиративную квартиру.
– Мы вас не можем отпустить одних,- завопил Радек.
– В качестве охраны можно послать товарища Зиновьева или Дзержинского.