Варвара начинает и побеждает
Шрифт:
Или… уже сделал, когда пришёл в её первую ночь здесь? И теперь – дело за ней?
– Не уходи, - вот и всё, что она смогла придумать.
И сама взяла его за руку, переплела свои пальцы – с его. Само вышло.
– Вы уверены, моя королева?
– Да.
Он обнял её, просто обнял, а потом она вдруг оказалась у него на коленях на кровати.
– Прекрасная Аделаида. Свет и тепло, поселившиеся в моём сердце.
Она думала, что зная одного мужчину, знает всех. Ничего подобного! Никогда Руджеро не целовал её так сладко, никогда не говорил таких слов, никогда касания его так не отзывались в ней.
Спасибо
29. Вперёд и только вперёд
Только мы успели притереться к случившимся переменам, как в нашем тесном мирке возник прекрасный и доблестный король Годфруа.
Я не слышала их разговора с Лео, но увидела самого Лео после того разговора – очень озадаченного.
– Кажется, прекраснейшая, мне придётся снова оставить тебя, матушку, брата и сестёр, а также крепость и этот прекрасный город.
– Что случилось? – точнее, что эти добрые люди там ещё вытворили?
– Ох, сейчас расскажу.
Мы снова сидели во дворике, была ночь, затихала крепость, и город вокруг тоже спал. Лео обнял меня и принялся рассказывать.
Оказывается, король с войском не засиживались у ворот главного города Звёздных Дождей, и когда их отказались впустить в тот город, то Годфруа оставил значительную часть своих сил под запертыми воротами, а сам прошёлся по окрестностям – вроде как вот он, я, смотрите. Продолжил знакомство с народом и страной. А спустя пару с хвостиком недель вернулся, и ещё раз потребовал впустить его в город и подтвердить клятву, данную покойному королю Руджеро. Дожди почесали затылок и ответили, что в город пока пускать поостерегутся, потому что его совсем не знают, но готовы выйти и побеседовать. И вот сегодня ворота отворились, и из них вышел Аль-Ахалиль, эмир Дождей, собственной бородатой персоной. Приветствовал Годфруа с уважением, и сказал, что желает удостовериться – достоин ли новый король называться ещё и королём его народа? Ибо отец почтенного Годфруа оказался достоин – потому что победил того самого Аль-Ахалиля. Годфруа тут же согласился – потому что победить, как он сказал, дело нехитрое, хоть магией, хоть оружием, хоть и тем, и другим вместе. Только ушлый Дождь посмеялся и ответил – не станет он воевать с тем, кому, может быть, потом придётся поклониться. А вот в шахматы сыграет. Или в загадки. Ибо почтенный Руджеро, хоть и был прозван Сильным, сумел показать себя ещё и хитрым, и разумным, и догадливым. Годфруа несколько опешил, но раз уже согласился, то пойти на попятный не выйдет. И вот они уже три дня загадывают друг другу загадки, и в этом-то благом деле королю понадобилась братская помощь!
Неожиданность. Я как-то сумела поверить в то, что в здешних реалиях люди могут решить судьбу договора поединком, но тут даже и не поединок, тут вообще не пойми что. Ставить такой важный вопрос в зависимость от каких-то загадок? Мне, конечно, и с идеей поединка было нелегко примириться, но раз здесь это распространено повсеместно, то и ладно. Но так?
Однако, Лео не высказал никакого недовольства или изумления или сомнения. Загадки? Значит, загадки. Или шахматы. Да, он умеет, и любит, только не всегда время есть.
Невероятно, что. Я так и сказала. Правда,
К слову, матушка-то подобрела. Уже не смотрела волком, особенно после того, как посоветовала не забывать о невидимости. Сама-то она явно не забывала, потому что больше мы её с братом Смерчем вместе не встречали. Но что она, что брат Смерч выглядели такими одухотворёнными, что я не сомневалась – у них всё хорошо.
В общем, Лео завершил все дела с местной бизантийской общиной и отправился разгадывать загадки, а мы все остались. Я тоже разгадывала загадку – надолго ли?
Оказалось – ещё на три дня.
Я собиралась спать поздним вечером, когда ко мне постучалась Ласточка.
– Барбара, ты ещё не спишь?
– Нет, - я впустила её.
Барбара? Что-то не так?
– Знаешь, я сейчас разговаривала с братом.
– С кем из братьев?
– Нет, со своим братом, младшим. С Арнульфо.
– Вам случается разговаривать? – не поверила я.
– Да, иногда. Магической связью. Он находит меня. Я не говорю ему, где я есть, и он не сможет рассказать отцу, даже если отец станет заставлять его.
– И что он сказал?
– Что в замке неладно.
– Постой, замок же разрушили и разграбили? – я искренне полагала, что раз так, то мне можно и не торопиться туда.
Дойдёт дело и до замка – когда-нибудь.
– Нет, всё не так. Сначала думали – разрушили и разграбили, верно. Но разрушили только стены – какой-то хитрой магией, а разграбить то, что защитил старый граф, невозможно, он знал толк в защите.
Да-да, только дочь единственную и любимую не защитил.
– И что значит это «неладно»?
– Говорят, кто-то ходит по ночам, шумит, как будто пытался вскрыть кладовую, и ещё люди стали пропадать.
Ну вот тебе и здравствуйте.
– Много людей пропало?
– Вроде трое. Две девушки и юноша.
Тьфу ты. И что делать?
– И никто не пытался рассмотреть, кто или что там ходит?
– Пытались, не преуспели.
– А пропавших искали? Может быть, они, ну, сами пропали? Как ты?
– Нет. Там одна девушка едва ли не накануне свадьбы исчезла, а она с большой охотой замуж шла. Парень – наследник отца. И у второй девушки тоже вроде бы причины сбежать не было.
– Разбойники?
– Откуда бы?
– Маги-разбойники?
– Не знаю. Но мне неспокойно за матушку.
– Ладно, пошли. Если мастер не спит, то расскажешь ему, будем вместе думать.
Мастер не спал, и Ласточку внимательно выслушал.
– Так, и чего же ты хочешь, сестрица Ласточка?
– Я не знаю…. Но ведь можно что-то сделать? Вдруг там нежить какая завелась, которая людей ест!
– Нежить, конечно, плохо, но людей есть может не только нежить, поверь. И что же, ты рассказала сестре Феникс? Почему?
– Ну как, это же её владения. Она же может рукой взмахнуть, и всё станет, как надо.
О как. Что люди-то про меня думают, оказывается.
– Взмахни-ка нам рукой, сестрица Феникс, чтобы всё стало, как надо, - усмехнулся мастер.
– Если бы умела, то я бы уже. А так… даже и не знаю, что сказать.
– Скажи вот что: если бы не обет в Ордене, что бы ты сделала?