Варварин свет

Ветрова Яна

— Не будем, — согласилась Любава. — Хотя я уже. Видишь, глаза красные?

Хоть было не до того, но Никита тут только заметил, что и в глазах у девушки изумруд.

— Никитушка, ты-то в порядке? — спросила Любава и ответила на его гавканье: — Ну, синяк — это ерунда, пройдёт. Мы Варю сначала разморозим, а потом подлечим. В заморозке раны не затягиваются, просто замирают. И чем дольше она заморожена, тем сложнее отморозить, понял?

Никита гавкнул, а бледная Варвара не реагировала больше на слова, но послушно взяла Любаву за руку и последовала за ней

в маленький домик, который служил кухней. Никиту оставили снаружи с зажаренной до хрустящей корочки курицей, в которую он тут же вцепился, представляя, что перегрызает горло Кощею. Сначала из домика потянуло дурманящим ароматом трав с горькой ноткой водки, и вскоре после этого раздались рыдания. Никита поскрёбся в дверь, но его не пустили. Пришлось шататься вокруг, кур пугать. Наконец, Любава вывела всё так же рыдающую Варвару и отправилась с ней к реке смыть кровь. Никиту опять бросили одного, и он обиженно улёгся у входа в избушку первой кощеевой сестры.

***

Любава отодвинула все шторы и занавески к стенам, чтобы пустить в помещение больше света. Варвара, обнажённая по пояс, сидела на подушках, прислонившись к стене, а Любава обрабатывала раны тёмно-зелёной с вкраплением жёлтых точек кашицей. От соприкосновения с кровью смесь темнела, а через некоторое время светлела до песчаного оттенка и отваливалась, оставляя только розовые линии на месте ран.

— Пройдёт, не волнуйся, — приговаривала Любава. — Маленько потерпи, и будешь как новенькая. А следам надобно время и одно чудесное снадобье, которое я тебе намешаю, но и они пройдут.

У Варвары по щекам так и текли слёзы, хотя казалось, что их уже не должно было остаться. Она осторожно подняла правую руку и положила на грудь в районе сердца.

— А тут пройдёт?

Когда весь жёлтый порошок осыпался, Любава повела Варвару в заранее растопленную баню, и только потом они позвали Никиту. Варвара сидела в широкой белой рубашке с длинными рукавами и холщовой юбке и смотрела на свои исполосованные ладони. Остался ещё след на подбородке и у скулы. Остальное скрывала одежда. Варвара больше не плакала.

Любава рассказала, как Кощей пришёл за конём, переоделся в доспех и вдруг что-то учуял.

— Я туда коз нагнала, где мы с Никитой стояли, и кур заставила побегать, — сообщила девушка, — чтобы запах перебить. А он всё равно уловил. Хотела соврать, что упустила Никиту, что сбежал, но у меня слова в горле застряли, я вообще ничего не могла выговорить... Я хоть его в доспехе видела сотню раз, но тут что-то такое было... страшное.

— Это был не он, — слабым голосом который раз повторяла Варвара. — Не Кощей. Ну, он, но как будто совсем другой.

Никита зарычал — не смог сдержаться, хотя Любава предупредила, чтобы молчал пока. Но тут уже и сама девушка уже начала терять терпение.

— Варя, послушай себя! Это — самый настоящий Кощей. Его все знают! Его все боятся! Ты думаешь, почему? Это мы тут сидим у него под боком, еду ему готовим, за конём ухаживаем... Зачем ему с нами быть жестоким, как с теми, из мира человеческого? Мы ему нужны. Он тут отдыхает. Незачем

нас зря пугать, а то заменять раньше времени придётся.

— Ты не права! — прошептала Варвара. — Он о нас заботится, учит.

— Варя, ты как в тумане! Он просто проявил себя. Ты увидела то, чего раньше не замечала. И я тоже. Вот и всё. Он почему-то не сдержался, — пожала плечами Любава.

— Вот именно! — ухватилась Варвара за последние слова сестры. — Почему? Надо выяснить! Ведь он, когда ко мне приходил до этого, тоже был недобрый, но не настолько!

— Ну-у... — протянула Любава. — У Марьи надо спросить, не заметила ли она чего.

Никита снова зарычал — забыли что ли, откуда он такой распрекрасный вернулся?

— Не забыли, — ответила Любава. — Кстати, готов отвар! Я его уже перелила, смотри.

Она достала из комода с кучей ящичков плоскую металлическую фляжку и потрясла.

— Делаешь глоток, пару часов действует. Часто не пей — от него голова болит. Просто носи с собой.

— Мы тебя всё равно к Марье не возьмём, Ник, не переживай, — сказала Варвара, делая маленький глоток.

«Не больно-то и хотелось!» — гавкнул Никита.

— Ой, Любава, работает!

Любава покачала головой:

— Конечно, работает! Зачем сейчас выпила? Никита, ты нам потом расскажешь, что помнишь. А то Варвара будет на Марью волком смотреть — она у нас чувства скрывать не умеет. К слову, тебе не кажется, что Никита стал чуть больше волком?..

Троица дошла до дома Варвары, где Любава только и смогла, что охнуть, увидев разгром. Никита вдруг понял, что так и не поблагодарил Варвару, поэтому закрутился вокруг неё, гавкая все слова благодарности, которые мог вспомнить — ведь если бы не он, не было бы у неё этих шрамов! Варвара потрепала его по голове и сказала, чтобы он о прошлом не думал.

— Битого, пролитого да прожитого не воротишь, — сказала Любава.

Варвара переоделась в голубой сарафан. Рубаху оставила, чтобы скрыть розовые шрамы от старшей сестры — они не хотели говорить ей всё сразу, чтобы та не пошла напрямую к Кощею разбираться. Никите она строго-настрого запретила ходить к обелиску с грибами, чтобы ничего не сдвинуть. Он проворчал, что не маленький.

Уже когда девушки подходили к молочной реке, Любава сказала:

— Ты зря его Ником зовёшь. Всегда помни: он не собака. Иначе он сам забудет и одичает. Он и правда маленько изменился.

Глава 9

У Марьи, как обычно, царил закат, бросавший сиренево-розовые отблески на синюю траву и фиолетовые листья деревьев. Здесь Кощей обычно отдыхал, прежде чем уйти в свой дворец, поэтому яркий свет был бы некстати.

– Может, надо было звякнуть? – с сомнением проговорила Любава, отмахиваясь от навязчивых светляков.

– Разве же она когда-нибудь отвечает? – сказала Варвара.

– И то правда!

Пришлось стучать. Марья точно почувствовала, что кто-то пересёк реку, но не вышла. Варвара испугалась, что и с третьей сестрой что-то случилось, но спустя некоторое время дверь отворилась.