Варвары (Варвары - 1)
Шрифт:
– Тебя бы еще оружием увешать, - ухмыльнулся Алексей.
Видимо, та же мысль пришла в голову и Сигисбарну, потому что он выскочил из "столовой" и вернулся с приличных размеров ножом в кожаном чехле. Сигисбарн лично прикрепил ножны к одному из крючков на поясе. К всеобщему удовольствию Черепанов извлек нож и с подчеркнутым вниманием его осмотрел.
– Говно сталюга, - произнес он нараспев, широко улыбаясь.– Я бы такой штукой даже огурцы резать постеснялся. Но баланс ничего, приличный. Надо бы им тоже чего-нибудь подарить, как думаешь?
– "Пингвин"
– Это мысль, - одобрил Черепанов. Улыбнулся еще шире, поднял двумя руками свернутый комбинезон, произнес очень торжественно своим рокочущим басом: - Вручаю вам, Фретила и сыновья, сей небесный прикид. Желаю вам никогда не надевать его, ибо ходить в нем вне условий невесомости просто омерзительно. Тем не менее, эта совершенно бесполезная для вас вещь замечательно блестит и переливается, а также имеет надписи на двух языках, в которых сообщается, что она есть собственность российского космофлота и изготовлена персонально на меня, Геннадия Черепанова.
Фретила с домочадцами внимали речи командира стоя, с такими благоговейными лицами, что подполковнику стало неловко, а Алексей изо всех сил сдерживался, чтобы не ухмыльнуться.
Расстались также крайне торжественно.
Половину пути к "гостинице" Коршунов неоригинально иронизировал над речью командира и его внешним видом. Но потом Черепанов, походя, заметил, что юморист Коршунов потеет и мучается в "пингвине", а он, Геннадий, чувствует себя вполне комфортно. Коршунов обдумал этот факт и заткнулся.
Глава двадцать первая
АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. УТОНУВШИЙ КОРАБЛИК
– М-да, - пробормотал Черепанов.– Надо было вчера прийти.
От спускаемого аппарата осталась только макушка, украшенная шпилем антенны.
– Как же он мог утонуть?– изумился Алексей.– У него же положительная плавучесть.
– Это болото, а не океан, - сказал подполковник.– Ладно, давай стропы резать: парашют вытаскивать будем.
Коршунов поглядел на двухцветное полотно, испещренное грязными пятнами и желтыми лужицами болотной воды. Парашют накрывал маленькое болотце почти целиком: от края до края.
– А смысл?– спросил Алексей, уже представляя, какая это морока: освобождать и вытаскивать тысячи квадратных метров шелка.– Отмахнем кусок этой хреновины - и хорош.
– А такой смысл, что на эту хреновину мы с тобой весь этот поселок с хундсами и хундилами сменять сможем. Давай, не валяй дурака, лезь, а я подстрахую.
Провозились они изрядно, почти до вечера. В грязище перемазались по уши. Ткань пришлось разрезать на десяток кусков, иначе было не управиться. Добычу выполоскали в реке. И сами помылись. Разложились на травке: на просушку.
– Эх, - вздохнул Коршунов, глядя на акры бело-красного шелка.– Какой ориентир с воздуха!
Но командир думал о своем, мечтам не предавался.
– Может, и хорошо, что аппарат затонул, - сказал он.– Целее будет. Местные - народ предприимчивый. Залезут - еще испортят чего-нибудь. Или пустолазные скафандры
– Брось, Генка, - сказал Коршунов.– Никто тебе счет не предъявит. Некому. Давай лучше о приятном поговорим: о той девчонке, как ее Рагнасвинте.
– Ага, - ухмыльнулся Черепанов.– Женимся, хозяйство заведем, землю пахать будем... Лепота!
– Да ты что?– испугался Алексей, представив описанную перспективу. Не хочу я - в фермеры. Ты же говорил, помнишь? Ну, про полководцев?
– Говорил, - согласился подполковник.– Я - в полководцы, а ты - в фермеры. Будешь тут землю пахать, хундсиков с хундилками плодить... А я Рим возьму и императором заделаюсь. Как думаешь, есть тут Рим?
– Понятия не имею, - буркнул Коршунов.– Но землю пахать да блох кормить я точно не буду. Ты что же, бросить меня нацелился? Не выйдет!– Он с опозданием сообразил, что Геннадий шутит.
– Нервы беречь надо, - назидательно произнес Черепанов.– И желания свои - ограничивать возможностями.– Он широко ухмыльнулся.– Или крестьянка Рагнасвинта, или гарем из римских куртизанок. Что предпочитаешь?
– У меня как-то две подружки были, сестренки троюродные, - мечтательно произнес Коршунов.– Татарочки. Так вот однажды...
Глава двадцать вторая
ХУНАИЛА, ВУТЕРИХ, ХАНАЛА И ПРОЧИЕ
Пока "боги" в поте лица отвоевывали у болота движимое, вернее, летающее имущество, в доме старейшины и основателя поселка почтенного Хундилы имела место весьма серьезная беседа, напрямую касавшаяся этих самых "богов".
Участниками беседы были сам старейшина, почтенный старец Ханала и племянник Хундилы Алзис, пришедший к дяде занять мешок зерна - да так и оставшийся до обеда. Присутствовали также заявившиеся с важной информацией Вутерих и Герменгельд.
Вутерих был мрачен, Герменгельд - задумчив. Хотя насчет дум Герменгельда никто в селе давно не обольщался. Невелик умом Герменгельд. Что ему было от богов выделено, все в рост пошло, на ум ничего не осталось.
Как сказано, речь шла о пришлых "богах". Вутерих, уже составивший о них свое мнение, высказался однозначно:
– Чужие это боги - и весь сказ.
От волнения он даже кулаком по столу двинул.
– Чужие это боги. И зло замышляют.– Вутерих угрюмо посмотрел на Хундилу. Старейшина сидел, целиком погруженный в думы.
Алзис вместе с Герменгельдом налегали на пиво, оставшееся после вчерашнего совместного пиршества. Оно, конечно, неважное пиво варят в доме Хундилы, кислое и водянистое. Но коли другого нет...
Вутерих пива почти не пил, ораторствовал.
Это же неслыханное дело, чтоб боги к чужим племенам приходили. Это же нарушение всех обычаев, что земных, что небесных! У каждого народа - свои боги, коим и следует жертвы приносить и у коих помощь испрашивать. А чужие боги - что? Даже и захотят помочь чем, так откуда им ведомо, что чужому народу требуется? И опять же, свои боги обидятся. Уж своих-то богов мы знаем. Если обидятся - беда. А эти? Что у них на уме?