Ваш о. Александр
Шрифт:
Есть ли у Вас фото хотя бы каких-нибудь Яшиных картин? Хотелось бы взглянуть, что он теперь делает. Его Амос так со мной и неразлучен. Вспоминаю наши с ним разговоры о мировых проблемах. Он редкий человек, который понимает многое. Сейчас, как мне кажется, полоса упадка и усталости мысли. Многое примитивизируется. Но это не в первый и не в последний раз. Истина от этого не пострадает, ее свойство облекается во все формы, начиная с самых сложных — до самых простых. Это хорошо видно из самой Библии…
Жду Ваших писем, которые, как никакие другие, полны жизни и искр и приоткрывают завесу над Вашим бытием.
Всех вас обнимаю и шлю Божие благословение.
С любовью
Ваш о. Александр Мень
23 мая 1980 года
Хьюстон
Дорогой
Здравствуйте!
После столь долгого отсутствия от Вас известий мы получили Ваше письмо. Оно долго где-то путешествовало. И вот оно у нас. Можно, я скажу Вам еще раз, как мне нравятся Ваши письма? Можно, я совсем обнаглею и скажу, что Вы умеете и писать, и мыслить. Мне стыдно делать Вам такой комплимент, но мне хочется. Я-то, как обнаглеваю в Америке!? У нас тут болезнь — мания величия заводится. А хвастунов сколько завелось!? А какая зацикленность на себе. Я…! Я…! Я…!
Я расскажу Вам лучше о последних наших хьюстоновских событиях. Здесь есть еврейский центр — типа дворца культуры, куда еврейцы и нееврейцы, заплатив 200 долларов в год, ходят развлекаться, поиграть в теннис, попариться в сауне, покупаться в бассейне и т. д. При этом «дворце культуры» наши вновь прибывшие открыли «Русский клуб» — после долгих споров и разных передряг «клуб» начал существовать. Шесть «бойких» организаторов очень хотели Яшу привлечь, но он, конечно, не привлекся. Меня же упомянутые ребята не хотели привлечь из-за русскости (в Русский клуб?) и из-за моего легкомыслия — я начинаю хохотать по каждому «серьезному» поводу. Например, «президиум выбрать, проголосовать за решение, дорогие товарищи…» и т. д. И все на полном серьезе. Соскучились без президиумов, лозунгов и знамен. Итак, клуб заработал — можно рассказы писать о каждом заседании. Я собираюсь туда специально ходить — материалы собирать. Во главе клуба встал тихий Гоша Миркин [34] , мой бывший университетский сослуживец, которого Яша к нам в «Эксон» рекомендовал. Он хороший специалист и вполне приличный человек, как я шучу, как товарищ Сталин, тихо–тихо власть в клубе захватил. И вот ему пришла мысль отблагодарить Яшу за то, что Яша его в «Эксон» пристроил (мысль, конечно, хорошая), — организовать выставку–продажу Яшиных картин в этом еврейском центре и привлечь еще двух вновь приехавших художников. Итак, три недели назад было открытие выставки в «джуишке» — так в русско–еврейском простонародье этот центр называется. Выставочный зал большой, красивый с застекленным прозрачным потолком, как у аквариума. Яше отвели громадную стену, на которой он развешивал свои «творенья» с невероятным вниманием, чтобы картины разговаривали друг с другом, с воздухом, играли со светом.
34
Георгий Миркин — доктор геологических наук. Автор многочисленных патентов в России и в Америке, в том числе и установки — «мудилоаппарат», в которой я определяла коэффициенты затухания акустических волн в грязи (грязь по–английски «муд»).
Другой художник, Фима [35] , особенно не старался развешивать, а смеясь говорил, что ему безразлично, как висят, где висят, лишь бы денежки приносили. Он реалист, был специалист «по Ленину» в России, тут «по евреям» пошел; закончил Ленинградскую академию, рисовать умеет, слезу прошибают его горемычные евреи со скрипкой, с печалью в глазах, с могендовидами… Плачут, когда видят. Фима в России хорошо жил и тут на «мансарде жить не хочет», а хочет жить в особнячке с бассейном.
35
Ефим Фрумин — художник–реалист. Живет в Хьюстоне.
Третьим был архитектор из Москвы, чеканщик, человек ироничный, но мастер неплохой [36] . Он, как и Яша, с вниманием и нежностью развешивал свои произведения.
Картины развесили. Яшины красиво выделялись, сверкали и излучали свет и тепло. В каждую из них Яша вложил массу труда, времени и сил. Яша теперь рисует свет, как бы «иконы света»— так он их называет. Фима же своих людей со скрипками, как блины,
36
Михаил Оратовский — архитектор, художник и чеканщик. Живет в Бостоне.
Наши, презирая вкусы американских покупателей, разозлились и пошли покупать Яшины творенья. Две одесские чертежницы купили три картины и даже одну большую. Тогда их соотечественник, господин Калина, бывший советник Госплана, обиделся, что его обскакали его землячки, и новоприехавший «миллионер» позвонил Яше — и тоже купил картину. Знай наших одесских эстетов! Поднялся иммигрантский ажиотаж… теперь каждый приличный иммигрант считает себя обязанным купить Яшино творенье — иначе будут думать, что он только дома покупает, и как бы нет у него вкуса.
Тем временем Фима все картинки продал на несусветную сумму — там Ленин его спасал, а тут евреи помогают ему в бассейне купаться. Яша после выставки был удручен, три дня не ел, не пил, переживал от своего «неуспеха» у американского покупателя. Я его утешала, говоря, что те люди, которым под силу твои «бессмертные творенья», купаются, парятся, моются, развлекаются у себя дома, а сюда-то приличный еврейский миллионер разве пойдет? Много ты ходил во Дворец культуры им. Газа? Через некоторое время Яша оправился — зарплату ему в этот момент на работе повысили, «акула» хорошо заботится, для удержу, уже третий раз за 1.5 года Яшу повышают, и снова пошел в бой за признание своих «окон света.»
Тем временем в корпорации в другом здании «Эксона» была конкурсная выставка «произведений» сотрудников. Яша дал туда несколько своих картинок, которые брать совсем не хотели, но он настоял. Их повесили где-то под потолком, чтобы было не видно, стыдно было за них. Первое место занял тигр, такой величественный, похожий на тех послевоенных лебедей, которые на барахолке продавались. Второе — портрет ребеночка, такой розовенький в кружевных пеленках. Яша места никакого не занял, где-то в иррациональных числах. Я веселилась до потери сознания. Порожденное язвами капитализма и империализма абстрактное искусство в демократическом свободном Техасе не нравится. Это тебе не Москва с Ленинградом.
Яша живет со странной иллюзорной наивностью — он так хорошо к людям относится, я неправильно выражаюсь, он скорее просто переоценивает каждого человека. А может, так и надо? У меня же совсем нет терпенья — я начинаю хохотать, по природной женской хитрости замечая скорее недостатки, чем достоинства. Мужчинам вообще легче обмануться, чем женщинам. Кто-нибудь чего-нибудь наболтает, наобещает в хвастовстве — Яша думает, что это правда. Так было и в России: кто-то глупость какую-нибудь напишет, но приятель, и Яша находит какие-то приятные слова и не может сказать, что это плохо и никуда не годится. Однако, мой первый вариант книжки разнес в пух и прах.
Теперь я Вам расскажу, как Яша ездил в тюрьму города Далласа с выставкой своих творений. Решив: может, в тюрьме, прогнанные и отвергнутые законом, люди полюбят его картины? Хотел испытать новую аудиторию. Три месяца назад в Далласе была выставка в музее русского авангарда (Кандинского, Малевича и т. д.), и Яша там встретил людей, которые работают в тюрьме — перевоспитывают заключенных красотой. У них есть такой грант. Яша просто так сказал, мол, организуйте мою выставку… они и организовали. И вот в прошлый «викенд» он вместе с упомянутыми Кузьминским и Джоном Боултом, представителями русского института и авангарда, проводили встречу с заключенными. «Русское искусство в американской тюрьме».