Ваш о. Александр
Шрифт:
У нас медленная весна. Кричат птицы и снег.
Через три недели Пасха. У Вас она на неделю раньше. С чем и поздравляю.
Обнимаю и шлю московские приветы.
Ваш о. Александр Мень
[ноябрь 1979]
Дорогой отец Александр!
Не писалось у меня ничего в эти осенние месяцы — у меня в России внезапно умер папа, совсем молодой, ему было около шестидесяти лет, — так и не увидевшись со мной. Он хотел приехать сюда в гости, хотя, может быть, для него лучше, что он не увидел Америки, а то бы тут умер от огорчения за свою жизнь и Россию. Он очень любил деревню, где родился, это на Волге, в Калязине, и сбылась его мечта — там он и похоронен. И вот я смотрю на его жизнь и думаю: как он жил, и с умом, со смекалкой мужицкой, и с добротой?
В Америке-то и то так трудно освободиться — вот со мной что делалось. И почему так было? Потому что привыкла видеть свою реальность в отсветах других, в суете, в установившихся отношениях. А как оказалась лицом к лицу с другой реальностью, с другим миром, так и замучилась бессмысленностью. Я, кажется, начинаю кое-что понимать про иммиграцию. Наваливается переоценка ценностей, прежде всего самого себя, и то, что должно быть очищено, выброшено, начинает страдать. И каждый должен пройти через это напряженное страдание. Даже книги читаются по–другому, какие-то мелкие шебуршания в книгах уже ничегошеньки не значат, бывшие герои становятся нулями.
И то, что я говорила, что в Америке «буду окна мыть», оказывается полным бредом. И так со всеми представлениями. Почтение к американской науке исчезает, кажется, что тут-то какие-то невероятные ученые, а потом вдруг видишь, что люди-то везде люди, и у нас еще и интересней. Правда, американцы, конечно, приятный народ, но довольно прагматичный, на наших туристов похожи — в походы, у костра, футбол. Конечно, это в массе, голос большинства, как Яша считает, что средний американский человек лучше нашего «среднего». Как вычислить среднее без остатка?
Я уже более или менее начинаю понимать, кто есть кто, уже ориентируюсь, думала, что из-за моей языковой неполноценности и всеобщей американской выровненности и вежливости не смогу отличать людей так, как в России. И вот прошло четыре года, и я немножко научилась, хотя до той моментальной оценки по одному русскому слову еще далеко, но уже чувствую себя более комфортабельно, можно сказать, «адаптировалась.» Все встает на места — причем на другие. Ожидания мои часто ссорятся с не ожиданиями. Сильные духом люди переживают все проще, вот я смотрю на Яшу, он не докатился до моей пропасти, потому что у него была вера. Как я Вам уже говорила, я над ним подхихикивала, вот и дохохоталась. Теперь над собой посмейся, Дина! Яша говорит, что здесь он тоже более отчетливо увидел дискретность времени, что жизнь конечна, и тоже переживал трудные минуты. А у меня совсем был паралич воли и хаос.
Да, кстати, про Кузьминского. Как я Вам писала, наши отношения с ним начались с драки — на банкете в Вашингтоне, но… хорошая дружба часто начинается с драки. Костя Кузьминский, жадный до всего экзотического, кривого, противоречащего, человек добрый и милый. И мы его залюбили. Он талантливый и оригинальный. Костя свободный и другим дает свободу. Теперь мы видимся иногда, они живут не далеко, в трех часах езды от Хьюстона, в Остине. Этот город университетский, там большой университет Техаса, расположенный на «балконах», то есть на холмах с озерами, не такой плоский, как Хьюстон. В университете есть русская кафедра и создан институт русской культуры. Возглавляет этот институт профессор Джон Боулт [31] , искусствовед, специалист по русскому авангарду. Институт хочет устраивать выставки, создавать архив русских материалов, печатать разные книжки и т. д. Теперь только осталось найти много денег, чтобы начали осуществляться задуманные планы, — осталось «уговорить великого князя».
31
Джон Боулт — профессор искусствоведения в Техасском университете, затем в Лос–Анджелесском, директор Русского института «Голубая лагуна». Переписывался
Илья Виньковецкий и отец Александр
Завтра мы едем в Остин, туда с докладом приедет А. Гинзбург [32] , которого обменяли. Послушаем, чего он говорит. Яша когда-то давно–давно был с ним знаком. Джон Боулт написал статью про Яшины картины в приличном американском журнале «Art news» в ноябрьском номере. Статья называется «Окна в пространства света». Первый раз так красиво написано про Яшины произведения. Сразу же из одной галереи Нью–Йорка позвонили, давайте картины на выставку, Яша их уже отправил. Картины уже висят, но чтобы сразу их купили, такого нет — для этого нужно умереть. Тут быть художником! Не знаю, кто и может жить на доходы от художества? Вот сейчас очень Пикассо хорошо идет. Американский вкус, русский вкус, все удивляет. И не только художникам жестко на американском континенте, но и всем гуманитарным, музыкальным специалистам — приходится менять свои профессии, переходить во что-то более нужное. Математики, физики, инженеры тут пристраиваются, большей частью к программированию, тесня американцев и подкрепляя Америку, но все равно каждый проходит свое «открытие Америки» и часто не спит ночами.
32
Александр Гинзбург — общественный деятель, правозащитник, организатор сборника «Хроника текущих событий».
В Хьюстоне вот–вот уже свой миллионер заведется, я Вам, кажется, писала про не–го, бывший советник Госплана, он начал продавать свои изобретения. Уже и свои «акулы» появляются, тот же Нахамкин [33] который открыл в Нью–Йорке русскую галерею, теперь еще одну открыл в Лос–Анджелесе, ворочает такими оборотами, что недаром был кандидат математических наук, деньги считать умеет.
В доме все устраивается, хотя еще и пустовато. К дому уже привыкаю, но так не люблю, как любила первый, «не свой», и к Хьюстону тоже привыкаю, к этому космодрому, но тоже так не люблю, как Нью–Йорк.
33
Эдуард Нахамкин — кандидат математических наук, бизнесмен, владелец галереи современного русского искусства в Нью–Йорке.
Ведь я забыла Вам описать наше путешествие по Америке и храм мормонов в Солт Лейк Сити. Я увидела идеальную несвободу. И я хочу Вам написать про это. Правильно ли я почувствовала невероятное отталкивание, я бы даже сказала, страх перед такой религией? У них идеальный коммунизм. И хочется бежать. У меня много есть вопросов на эту тему. Пока же я просто с Вами попрощаюсь и обниму Вас, дорогой отец Александр, я с Вами сей–час попрощаюсь, но обещаю Вам еще до Нового года прислать письмо.
Дина
21.12.79
Дорогие Дина, Яков и дети!
Поздравляю вас с праздником Рождества, который вы теперь встречаете «по–американски». В такие дни невольно переносишься мыслью ко всем, кого бы хотел видеть и, увы, знаешь, что жизнь нас прочно разлучила. Но, тем не менее, есть главные вещи, которые неподвластны пространству.
Вы очень хорошо, Дина, описали внутреннее состояние людей, пребывающих в рассеянии. Трудно это, но все имеет и позитивный смысл. Обнажается правда о нас самих, о жизни и прочем. Не всем по силам ее переварить, особенно если они не ощущают главного смысла всего. Все идолы, иллюзии, привычки, рутина рушатся, и надо встать перед лицом бытия «без дураков». Открыть наши корни в вечности, от которых мы так часто отрывались.
Вот и сейчас Рождество. Но оно не просто семейный праздник и не «воспоминание».
Был один удивительный человек, который впервые открыл это, — Павел. Он не был свидетелем евангельских событий, но постиг куда больше, чем те, кто были очевидцами и ничего не поняли. Он открыл для себя и для нас, что Христос жив сегодня, в любой день и час, что мы можем встретить Его на пути, как встретил Павел Его на дороге в Дамаск. С момента Рождества Вечный образ открыл нам, ограниченным существам, Свое лицо, человеческое, соразмерное нам.