Ваша С.К.
Шрифт:
— Что может быть проще? — отозвалась Светлана дрожащим голосом. — Надо кверху поднять глаза и запрыгать… Ну, как козел. Так Федор Алексеевич говорит. Я предпочитаю танцевать падепатинер — для него рубаха не помеха. Обещайте не смотреть мне на ноги, обещайте…
— Обещаю.
И граф обернулся к роялю, чтобы узреть русую макушку русалки, склонившейся над клавишами. Они начали танец, и граф не смог сдержать обещание, все смотрел на мелькавшие в разрезе платья розовые коленки. Он видел княжну обнаженной во сне и наяву
— Ступай к себе, Светлана!
Крик княгини перекрыл музыку, которая тут же стихла, и вместе с княжной из комнаты выскочила и русалка. А граф остался стоять с протянутой рукой, не в силах сжать пальцы, будто его ладони все ещё касалась тёплая кожа княжны.
— Вы увлеклись, граф…
Он обернулся к развалившейся на стуле княгине, половину лица которой скрывали теперь чёрные волны волос.
— В этом танце положено меняться партнёрами…
— Вы хотите танцевать? — с лёгким поклоном осведомился он.
— Видите ж, что нет… — расхохоталась княгиня. — Вы уж извините моё любопытство, но это вы только моей дочери в глаза смотреть боитесь или всем женщинам?
— Простите, княгиня, такого больше не повторится.
— Да, да, держите свои клыки втянутыми, если не желаете расстаться со своей свободой или с жизнью, — улыбнулась княгиня. — Впрочем, в случае Светланы, я даже не знаю, какой из вариантов предпочтителен. Я вот совсем не горю желанием с вами породниться. Знаете, мы, русские, за два столетия как-то немного устали быть под немцами. Последние полвека Русь-матушка стонет совсем не от удовольствия, и терпение ее на пределе, — и Мария снова дико расхохоталась.
Граф вскинул голову — кажется, в бокале княгини была не простая кровь, а с градусом.
— Да, я малость отвлеклась на политику, — проговорила хозяйка Фонтанного дома снова довольно зло. — Вернёмся к любви. Целую вечность в ваших объятьях я своей дочери не желаю…
Да, она явно пьяна не на шутку. In vino veritas — самое время узнать, что творится в этой темной голове! И граф сказал тихо:
— У меня только фамилия немецкая, да и то не совсем. «Крок» в голландском языке означает локон.
— У вас нет локонов… — уставилась на него исподлобья растрепанная хозяйка Фонтанного дома.
— Значит, у предков были, — снисходительно улыбнулся граф.
— Допустим… — и Мария снова расхохоталась. — А у наших царей наоборот — только фамилия русская… Пока наши императрицы учили русский язык, мы учили немецкий, поэтому я прекрасно читаю ваши мысли, любезный граф. У нее в спальне не только полынь, но и распятие имеется. Чесночка
Граф с трудом сдержал улыбку, вспоминая чесночное ожерелье княжны.
— Простите, княгиня, я никогда не злоупотреблял ничьим гостеприимством и не собираюсь делать этого впредь. Я дал слово князю и не отступлю от него.
— Нет, нет… Я не пойду наперекор желанию мужа … Роль Леля для моей дочери вы можете играть, сколько вашей мёртвой душе угодно. Светлана действительно холодна, как Снегурочка. Отец ее так настроил. А я хочу, чтобы она влюбилась…
— В меня? — уже без всякой игры опешил граф.
Княгиня снова хохотала и даже била себя по дёргающейся под юбками ноге.
— Да Боже упаси! Нет, конечно, не в вас… Не будет у неё в мужьях кровососа! Никогда! Но в какого-нибудь иностранца она обязана влюбиться. И уехать отсюда, подальше от всего этого сброда.
Княгиня поднялась, держась за спинку стула, и чуть не опрокинула его вместе с собой.
— Поверьте, граф, я бы ни в смерть не попросила вас о подобной услуге, но таких обворожительных иностранцев у нас редко встретишь. Просто покажите, что вы лучше любого русского… Я очень боюсь, что кто-то из них просто захочет породниться с нами, очень боюсь… И заставит ее в себя влюбиться. Я хочу, чтобы моя дочь жила и в один день умерла… Старухой. Понимаете?
Граф кивнул.
— Вы уедете, и она вас забудет, — продолжала княгиня уже довольно ровно.
— Отчего такая уверенность?
Графу показалось даже, что он вспыхнул, но княгиня все равно не смотрела на вопрошающего, чертя носком туфли круги на паркете.
— Я позабочусь об этом.
— А что прикажете делать с моей памятью?
Наконец Мария подняла на него огромные глаза и выдала растерянно:
— Вы уже влюбились, да? Могла бы догадаться… Ну не в коленки же вы кусаете? Да не смотрите на меня так! Наши армянские упыри предпочитают пятки. Что с них возьмёшь, не так давно с Арарата слезли, а у вас там тоже Карпаты под боком… Так кто же вас, трансильванцев, знает, — она звонко расхохоталась, но вдруг осеклась и проговорила глухо: — Не смейте! Моя дочь должна жить. Как человек.
Княгиня медленно направилась к потайной дверце, но на эстраде запнулась и, придержав себя у стены рукой, обернулась к гостю.
— И ни слова князю в целях вашей же собственной безопасности, — и она приложила тонкий палец к ярким губам. — И о Басманове не забывайте. Особенно о нем… Тут наша дура права…
Ни один мускул на лице графа не дрогнул. Быть может, он и не может читать мысли княгини, но у него достаточно опыта общения с женщинами, чтобы сделать правильные предположения по поводу мотивов откровенности пьяной матери.