Ваша С.К.
Шрифт:
— Вы любите сказки? — спросила Мария, подпирая рукой отяжелевший подбородок.
Граф кивнул.
— Могли бы не отвечать. Я устала, как же я устала… — голова ее качнулась, как у китайского болванчика. — Скажите, — Мария подняла на гостя прищуренные глаза, — вы читали Островского? Нет… Что я спрашиваю! Конечно же, не читали! Надеюсь, до послезавтра успеете прочесть. Вот…
Граф обернулся, следуя за поднятой рукой княгини.
—
— Пошла вон, дура! — выкрикнула княгиня со стула и, когда стенографистка повернулась к ней спиной, закричала ещё громче: — Играй нам! Вальс…
Граф сжал длинными пальцами книгу.
— Простите меня великодушно, но ни мне, ни вам сейчас не до танцев.
— Но слушать-то мы можем? — пьяно хихикнула Мария. — Пусть играет. Играй! Приказываю тебе, играй!
Олечка Марципанова, проходя к роялю с гордо поднятой головой, на миг задержалась подле графа:
— Сладкоголосым Лелем для княжны вы еще можете стать. Но остерегитесь становиться Мизгирём — пощады от Федора Алексеевича не будет.
— Да замолчи ты, полоумная девка! — вскочила со стула княгиня и тут же снова упала на него. — Не слушайте ее, граф. Волос долог, да ум короток.
— У кого он долог? — обернулась уже от рояля русалка, тряхнув своими жалкими косичками. — У меня?
Княгиня вновь поднялась и принялась вытаскивать из растрепанной прически шпильку за шпилькой, пока все волосы не коснулись пола.
— Играй, дура!
Граф увидел острые клыки, блеснувшие между коралловых губ княгини, когда та обернулась к нему, держащему заветную книгу у груди.
— Язычество нашей семье ближе, — сказала Мария в голос. — Так что мы быстро приобщим вас к русской культуре — читать, читать и ещё раз читать, как завещал великий и ужасный князь Мирослав Кровавый. Да что ты не играешь?! — рванулась она к роялю, но обернулась, проследив за взглядом русалки.
В дверях стояла Светлана — как была, в грубом платье и босиком, только уже без телогрейки домового.
— Граф, вы ведь танцуете венгерские танцы? — уставилась княгиня на трансильванца и бросила, не оборачиваясь к русалке: — Играй для нас чардаш!
Олечка Марципанова взяла первый аккорд. Несмело. Голос графа тоже дрогнул.
— Чардаш — это слишком вульгарно для меня, — сухо отозвался он и сел на стул, на котором до этого спасалась от дрожи в ногах хозяйка дома.
— Да неужто! —
— Триста.
— Совсем мальчик, а уже устали от жизни? Я вот через двести лет только ее почувствовала! Подойди к нам, Светлана! Составишь графу фон Кроку партию.
Граф вскочил со стула раньше, чем княжна выдохнула:
— Матушка…
— Светлане подобные танцы точно ни к чему!
Княгиня испепелила возмущенного трансильванца адским взглядом.
— Позвольте мне самой решать, что дозволено моей дочери, а что — нет! — Мария шарахнула по корпусу рояля ладонью с такой силой, что Олечке Марципановой пришлось ловить крышку. — Лучше надорвите эту чёртову рубаху по швам! В ней танцевать невозможно!
— Матушка…
— Не смей мне перечить!
Пианистка не убирала рук с крышки, и рояль не пострадал от очередной вспышки княжеского гнева.
— Я требую, граф, чтобы вы танцевали с моей Светланой! — Мария все сильнее щурилась от сумеречного света, который начал проникать сквозь портьеры. — Я хочу своими глазами видеть, что в ваших руках моя дочь в безопасности… Рвите ей подол! Я требую!
— Не спорьте с пьяной бабой! — одними лишь губами проговорила Олечка Марципанова и отскочила от рояля.
Княгиня рванулась за ней, но замерла у стула, решив, что иначе следующий шаг она закончит на полу.
— Не спорьте с матушкой! — княжна тоже говорила с графом одними губами, и он сделал шаг к дверям, в которых бледная Светлана до сих пор стояла, теперь уже протягивая ему подол бабкиного платья.
Он уже видел ее босые ноги по самые коленки и опустился к ним, дрожа всем телом, ухватился за ткань зубами и рванул на себя — в ушах к скрежету клыков добавился треск гнилых ниток. Граф поднимался с колен, не чувствуя собственных ног, и протянул княжне дрожащую руку, а когда почувствовал в ладони ее горячие пальцы, обернулся к княгине:
— Она же едва ходит. Что же вы за мать такая?
Дико улыбаясь, Мария махнула рукой:
— Не может ходить, пусть танцует…
Ее чёрные глаза вспыхнули еще большей злобой, чем когда она глядела на стенографистку. Граф отвернулся от них к растерянным светлым глазам живой девушки:
— Вы научите меня шагам? — улыбнулся он, сильнее сжимая руку княжны, чтобы согреть или самому согреться.