Ваша жизнь больше не прекрасна
Шрифт:
Эфир завтра, а Варгафтик был верен слову — мои сюжеты не подвергались никакому контролю, кроме технического.
Но что-то меня еще смущало. Что?
— Хорошо, я сейчас, — сказал я мальчику.
— Лев Самойлович просил вас сопроводить.
Ага, значит, все-таки конвой. Даже интересно. Или мне чудится? В жизни, сколько помню, я не страдал мнительностью.
— Ну, тогда вперед!
— Нет, наверх не надо, — остановил меня посыльный, — пойдем через двор. Так короче.
— Через двор?
— Вы разве не знали? Я думал, вы здесь все знаете. Ведь
Странно, действительно, что никто при мне до сих пор даже не обмолвился об этом пути. Авторитет мой в глазах посыльного, похоже, упал. Все они такие, по-стариковски подумал я, профессией не успели овладеть, а потайные ходы знают.
В подвале спутник легко нащупал металлическую дверь, три ступеньки наверх — и мы во дворе.
Я посмотрел в небо. Оно уже отходило к ночи, сизо-синее, облака легкие, как будто вылетели только что из печных труб. А снег на крышах еще розовый…
Через двор навстречу нам шел Володя Выпорепечь из бригады дежурных операторов. Эти работали сутками и всегда находились в параллельном состоянии. То есть взгляд их в любое время суток пребывал в полудреме, а голоса продолжали бодрствовать под гипнозом ответственности. Суета цейтнотов не могла помешать работающему внутри них дежурному хронометру. Вид Володиных брюк свидетельствовал о коротком и тревожном сне в аппаратной.
— Далёко? — спросил он меня, зябко прищурившись.
— Варгафтик хочет видеть, — ответил я.
Володя посмотрел на меня внимательней, с хмурым удивлением.
— Сам хочет?
— Ты Лёвушку не знаешь?
— Я только сейчас пытался к нему проникнуть. Вокруг него трое в черном, сразу видно, с недобрыми полномочиями. А он сидит в своем кресле как арестованный, улыбается и молчит. Я ему то, сё. Молчит и улыбается. Выбивает на столе пальцами танец маленьких лебедей.
И тут я вспомнил, что именно поразило меня в записке. Тем же почерком было написано заявление вдовы Антипова. Не мог Варгафтик по собственной прихоти пойти на эту духарилью. Криминалом пахнет за версту. Обвинят в сговоре. И уж тогда ни при какой погоде не удастся мне подтвердить факт своей смерти.
Теперь я почти не сомневался, что мальчик ведет меня в ловушку.
— Как вас звать? — спросил я.
— Алешей.
— Подождите, пожалуйста, здесь. Я не взял дискету, которую ждет Лев Самойлович.
Времени было в обрез, а я еще ничего не успел понять и тем более придумать.
Зина застегивала надетую поверх блузки малиновую кофту, спешно что-то дожевывая и засовывая дискету в конверт.
— Костик, что-то случилось. Мальчишка за тобой прибегал, вылитый Ди Каприо. А сейчас звонил сумасшедший Варгафтик, требует тебя или, в крайнем случае, дискету с Антиповым. Я пошла?
— Давай сюда!
— Тэ, тэ, ты чего?
— Зина, можешь мне помочь?
— Нет проблем.
— Проблемы как раз есть. Какое сегодня число?
— Двадцатое.
— Месяц! — закричал я.
— Март, — удивленно сказала Зина. — День рождения же у меня завтра.
Теперь
С датами у меня давно сложились отношения несуразные, пропускал не только чужие дни рождения, но и свои часто становились новостью. Родные не обижались. Выбирая между «равнодушный» и «блаженный», они из благоразумия предпочли второе. Не превращаться же и мне теперь в педанта. Дату под заявлением, однако, надо было проверить, что я и сделал на глазах удивленной Зины.
— Точно, семнадцатого третьего. Значит, академик выступал в суде на следующий день после своей кончины. Зина, мне надо срочно где-то укрыться. Можешь чего-нибудь сообразить?
— В каком смысле? Есть ключи от кладовки. Там я храню фонотеку.
— Где?
— Тебе объяснять, все равно не поймешь.
— Тем лучше.
Так я оказался в кладовке, с дискетой и фонариком, который успела сунуть мне в карман Зина. Здесь, как вы понимаете, и настрочена большая часть этих записок.
Превращения инфекционного организма
С названием предыдущей главы я, конечно, поторопился. Это был еще не побег. Зинино убежище находилось метрах в ста от нашей студии, внизу за курилкой, в тупике левого коридора. Представить, что оно обитаемо, было трудно. В театре над такой раритетной дверью, покрытой ожоговыми волдырями, художникам пришлось бы потрудиться. О самой комнате не говорю — в ней царствовали пауки, поедающие прошлогодних мух. Почему во всем чистоплотная, домашняя Зина до сих пор не навела здесь порядок?
Так вот, с названием я поторопился. Это моя слабость. Хочется сказать калькой с немецкого: имею страсть к заголовкам. Иную книгу и читать необязательно, довольно одного заголовка. Но для него тоже нужен талант. В заголовке должна быть и проговорка, и тайна одновременно. Еще легкость, конечно. Как будто он родился между делом и не в нем суть. «Хорошо ловится рыбка-бананка». Чудо заголовок. Впрочем, и рассказ хорош. «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Или: «Во сне ты горько плакал». Просто шедевр. «А еще мы выгуливаем собак». Вот, как будто совсем ни о чем, а между тем читатель уже на крючке.
Как и во всем остальном, страсть у меня к этому была, и мог же я по достоинству оценить чужой полет, но самому таланта Бог не дал. Как вы уже, наверное, заметили, в заголовках я излишне лапидарен или же претенциозен, и ни один из них не похож на меня, все без исключения мне не нравятся.
Разговоры в курилке произвели на меня гнетущее впечатление. Людей перебросили через Лету, а они и там толкуют о налогах. Жалкие существа. Если бы я писал социальную сатиру, лучшего материала не найти. Мне, однако, было не до этого.