Ваша жизнь больше не прекрасна
Шрифт:
Соседи по курилке, очевидно, вполне освоились с новым положением. У выпавших из жизни обостряется чувство солидарности, что при удачном совпадении химических реакций может привести даже к душевному родству. Человек болеет от одиночества, оно кажется ему страшнее смерти. А тут, казалось бы, что: ты выпал, он выпал, я выпал, вот мы и снова вместе.
— Говорят, в Америке лечат, — сказала девушка, похожая на растение, выросшее в темноте.
— А меня, наоборот, один чувак уверял, что там давно уже наши, — ответил Кирилл Назаров, ведущий светских хроник, знакомый со всеми ментами,
— У нас понятно, а им-то зачем? — снова удивилась девушка.
— А что тебе понятно? Сплошные непонятки. Что тебе понятно? — зло сказал декадент. — Нужен парень для опасной работы — покрывать крыши во время дождя?
— Ну, это тот же стабфонд. Например, резерв для армии.
— Да, вот тебе уже есть один отец солдата. Дед, ты готов воевать за родину?
— Нашел пионера, — буркнул мужик с белокурой бородкой, которого все звали Дедом.
— А койко-места в больнице, — продолжала девушка. — Может, он сейчас в Мариинской бессрочно лежит на отделении кардиологии. Надо же врачам и зарплату там, и премии, и лекарства лишние. В этот год на бюджетные места в иняз было зачислено сто человек с самыми высокими баллами по ЕГЭ. Потом оказалось, «мертвые души». Отогревали места для блатников. Или… Или какой-нибудь вариант птичьего гриппа. Пошумели и забыли. А про нас, скорее всего, никто даже не знает.
— Но ты-то сама про себя знаешь, — возразил Дед.
— Я слышала, есть план заселения Сибири. А то там уже под каждым кустом китаец с термосом… — сказала стажерка с приятной мультимедийной мордашкой.
— Да нас для демографии держат, бросьте вы! — крикнул мужчина из спортивной редакции, на полных щеках которого свой пунцовый след оставила гипертония. — ЧСФ — Человечий стабилизационный фонд. Кризис, как мы знаем, это даже не дефолт. Вдруг все снова к мотыгам вернется. Где людей взять? Вот нас и запрягут.
— Чушь! На выборах электорат давно перебрасывают из одного региона в другой. По списку пятнадцать тысяч, а к вечеру, глядишь, уже двадцать проголосовало. Снижение показателей смертности, сокращение безработицы, увеличение голосующих правильно — вот наш девиз.
— Говорят, второй президент тоже наш, — тихо сказала девушка, и все замолчали.
— Тогда почему с меня взяли налог за грядущую бездетность? — горячо заговорил декадент. — С него, хочешь сказать, тоже берут?
— Еще, подожди, будут брать за неудобрение почвы и неучастие в круговороте воды в природе, — кисло усмехнулся спортсмен.
— И валюту отказываются на «мертвяки» обменивать. У наших, чтоб вы знали, водяные знаки в обратную сторону закручены.
Дед загасил сигарету и прищурился от попавшего в глаз дыма.
— Зайди на Караванную. Не просто обменивают, а один к двум дают. Балаболите тут. Любое положение имеет свою выгоду, надо уметь по-умному распорядиться.
— Это как «по-умному»? — закричали все и почему-то вдруг стали почесываться
— А вы сходите на Караванную. Там толкутся люди понимающие.
— Да что они могут понять, если мне сны больше не снятся? Ни эротические, ни ужасы, никакие, — заплакала дама из муздрамы, душа в объятьях свою палевую собачку. Она давно договорилась с начальством и на вахте ее безропотно, даже изображая умиление, пропускали. Какими прихотливыми путями идет наша фантазия, подумал я, в поисках духовного двойника. — Поставили нам бекар, вот и все.
— Рита права, — сказала стажерка. — На днях в информации показали два теракта, один в Нальчике, другой в Москве. Очевидцем и там и там оказался один и тот же паренек. Людей не хватает.
— Да вы забыли, что ли, что нас уже нет? — снова захныкала дама.
— Я, честно говоря, забыл, — сказал декадент. — А чего такого-то? Там на нас срали и здесь кладут. Не оскалишься, не пожрешь.
— Ну, разве что иногда… мельком… посещает, — послышался за моей спиной проникновенный мальчишеский тенорок. — Что-то вчера в нос попало, чихнул, запахло… Как после грозы, знаете, когда сразу и черная смородина, и крапива, и укроп. Подумал: «Как хорошо жить!» И тут только вспомнил.
Я обернулся.
Лирический мальчик стоял надо мной и улыбался. Я скорее почувствовал, чем понял, что он красив. Разглядеть его было нельзя, он стоял слишком близко, да к тому же — ракурс снизу. Но красив, определенно, это читалось на лицах окружающих, безоружных — у женщин и снисходительных у мужчин. Помню, я первым делом подумал: «Что ему от меня надо?»
Тело вообще реагирует быстрее, чем мысль. В приближении мальчика был эротический вызов, хотя не мог же я решить, что он станет соблазнять меня на глазах у этой скорбной компании. Однако в каком-то смысле, как покажет будущее, я оказался прав.
— Константин Иванович, я за вами. От Льва Самойловича. Срочно просит. Мобильник ваш не отвечает. Вот, даже записочку для верности передал. — Мальчик, похоже, не чувствовал никаких затруднений в переходе от драматического воспоминания о запахе смородины к этому деловому сообщению. Тот же ласковый, не всерьез обиженный и жизнерадостный голос. Бывают такие счастливые натуры. Меня эта ровность почему-то раздражала.
Записка опустилась близко от моих глаз, так что первым движением я промахнулся.
— Да что вы ее под нос-то суете?!
— Извините. Лев Самойлович так меня торопил. Прямо очень. Я подумал, что случилось.
— Ну так отдайте уж мне! Клещом вцепился и не отдает.
Я чувствовал, что нехорош, меня трясло. У мальчика, видно, свело от волнения пальцы. Левой рукой из своего правого зажима он вынул записку и передал ее мне. Варгафтик просил срочно прийти к нему с антиповской дискетой.
Само по себе общение при помощи посыльного с запиской было необычно. Как будто меня можно было упустить, и поэтому выслали конвой. Мальчишка что-то такое и сказал: «для верности». И потом, к чему такая срочность?