Ваше Сиятельство 11
Шрифт:
— Бежим! — крикнул Бабский, хотя я не нуждался в его подсказках — сразу бросился через газон, перепрыгивая низкорослых кусты.
Элизабет среагировала мгновенно. На бегу я не успел разглядеть ее быстрых, выверенных движений, но увидел, как африканец тут же отпустил Наташу и упал, сраженный ударом ноги чеширской кошечки. Я не знаю, как это могло быть, но она явно использовала технику очень похожую на «Олиссин Флет Нарос» — «Искусство Быстрых Ударов» лемурийского боя. Ту технику, которую в этом мире и в это время мог знать только я и то лишь отчасти. Возможно, мне померещилось: такой технике участятся десятилетиями и только с высоким наставником. Ну откуда она у Элизабет, если баронесса всего-то взяла несколько уроков самообороны у Сашки Растопина?! Даже если предположить, что Элизабет
Сейчас не время было размышлять об этом. Я активировал в правую руку кинетику, в левую на всякий случай магический щит, предполагая, что начнется стрельба. К этому моменту, Элиз резким ударом в пах сложила здоровяка, бросившегося на нее справа. Штабс-капитан тоже не растерялась: раздалось пять частых шелков остробоя, появившегося у нее в руке, и негодяй в кожаной куртке упал, так и не успев выхватить пистолет.
Здоровяк, было согнувшийся после удара Элиз в пах, мигом пришел в себя, выпрямился и пошел на Стрельцову. Я остановился, выцеливая, чтобы снести его кинетикой и не зацепить Бондареву у которой, видимо, кончились дротики в остробое. Задействовать кинетику я не успел: Стрельцова снова проявила чудеса быстроты и координации — три резких удара остановили разоренного увальня. Он заорал, хватаясь за разбитую физиономию и медленно оседая.
Когда мы с Бабским подбежали, то стряслось вовсе неожиданное. Здоровяк упал на четвереньки и заскулил.
— Сидеть! — прикрикнула на него Бондарева.
Элизабет, уже готовая выстрелить в него из остробоя, опустила оружие.
— Сидеть! — внятно повторила штабс-капитан, делая сложные пасы правой рукой — как я понял, Наташа сейчас работала с его менталом, найдя уязвимые точки этой, так сказать, гориллы и внушая ему, что он теперь пес.
Однако, что-то пошло не так: здоровяк, роняя капли крови с разбитой морды, вдруг зарычал и бросился на нас с Бабским. В тот же миг дважды щелкнул остробой Стрельцовой. Оба дротика вонзились в зад взбесившемуся «псу». Тот дернулся, завизжал и пустился наутек. Все так же, почти на четвереньках, проявляя при этом невероятную прыть.
— К чему это, Наташ? Как бы не время для экспериментов, — заметил я, убирая магический щит и поглядывая на негра — тот зашевелился.
— Так вышло. Непреднамеренно. Хотела его только обездвижить, но оказалось, что у него очень сильные установки точно, как у сторожевого пса по защите вверенной территории. От моего воздействия пошла спонтанная реакция, пришлось воздействовать линейным внушением и набором примитивных команд, — пояснила Бондарева.
— Ясно, — я не стал погружаться в хитрости ремесла менталиста, наклонился над негром, приподнял его голову и резко ее опустил затылком об брусчатку. — Сэм, оттяни его подальше. Нужно, чтобы этих мудаков не обнаружили сразу. Нам бы выиграть хоть немного времени. Как я понял, господин Флетчер здесь? — спросил я у Стрельцовой, и сам принялся за грязную работу — следовало оттянуть труп англичанина в кожаной куртке. А он, увы, мог меня испачкать кровью.
Глава 24
Грезы Мико
Майкл долго не открывал глаза. Его сознание поочередно возвращалось к двум ярким видениям: одному жуткому, которое, без сомнений являлось мучительной правдой; другому прекрасному, невыразимо трогательному — оно могло быть лишь сном или его фантазией.
В первом видении перед мысленным взором барона возникло искаженное лицо Чикуту с желтоватыми, злыми глазами — именно таким Майкл запомнил ацтека в тот роковой миг, когда тот неожиданно выхватил пистолет и начал стрелять сначала в Майкла, потом в Синди. Этот негодяй убил мисс Стефанс на его глазах, которые в тот момент могли еще что-то видеть. Что Синди мертва, Майкл знал почему-то с абсолютной точностью.
Хотя какая может быть точность в его необъяснимом положении?! Ведь он так и не понял, что случилось с ним самим. Не понял,
Майк хотел уйти от мучительных переживаний и тянулся к другим — тем, что стали приятным, необъяснимым видением. Элизабет!.. Он видел Элизабет! Свою дорогую, любимую сестру! Она шла по тропинке, извивавшейся среди удивительно зеленой травы. Шла именно к нему. Рядом ветер качал кусты цветущего олеандра, и все вокруг сияло божественной красотой. Особенно прекрасной казалась Элизабет. Это чудесное видение наполняло что-то такое невозможно приятное, которого просто не существует в известном Майклу мире. Но это еще не вся радость: рядом с Элизабет Майкл видел графа Елецкого! А значит, такое видение можно счесть лишь совершенно безумным. Ведь на самом деле Элиз сидит в тюрьме, под Бирмингемом, а Александр Петрович находится в далекой Москве. Конечно, они никак не могли быть вмесите, хотя видеть их рядом — было одно из самых сильных желаний в душе Майкла Милтона. Пожалуй, оно было столь же сильным, как поскорее встретиться с графиней Елецкой, что теперь стало невозможным.
Но если отогнать все эти видения, которые мучили сознание Майкла, то ему следовало поскорее понять, что случилось с ним на самом деле. Версия, что он умер точно так же, как Синди, его склонный к анализу ум принимал критически. Если он умер, то почему оставался в том же самом теле? Барон еще раз ощупал себя, убедился, что его руки, ноги, тело более чем реальны и остались ровно такими, какими были прежде. Что странно, его живот и грудь стягивали повязки, возможно выполняющие роль бинтов, пахнущие чем-то вполне приятным, однако под этими повязками не было следа от ран. Предположение, будто он находится в какой-то особой клинике и прошло много дней — столько, что раны от пуль затянулись — тоже как-то плохо вязалось со здравым смыслом. С какой бы радости его держали в особой клинике? Если бы он выжил после пулевых ранений, то максимум, на что мог рассчитывать это тюремный лазарет. А тут…
Майкл Милтон повернул голову, убеждаясь, что она лежит на необычно мягкой, удобной подушке. Пожалуй, такой не было даже в детстве в его уютной спальне в доме родителей. Хотя комната была освещена лишь слабым лунным отблеском, даже в нем барон определил, что он находится в такой необычной роскоши, которая может быть лишь в императорском дворце.
На ум снова пришла невозможная мысль: быть может он умер и находится в раю? Быть может, посмертная жизнь происходит не в тонком теле, которое потом уносят вселенские ветры, а в теле вполне похожем на физическое. История земных цивилизаций дала много верований на этот счет, например, те же религии ацтеков, иранцев и аларков — они утверждали, будто безгрешный человек возродиться в новом теле на небесах или особом мире, называемом «рай».
«Может, я в раю?» — подумал барон Милтон. — «И может быть Элизабет вместе с Александром Петровичем тоже умерли и находятся в раю? Тогда бы то приятнейшее видение можно было бы счесть реальностью, которую видели мои глаза!».
Однако, в подобных мыслях было слишком много нестыковок и допущений. Майкл решил не спешить с выводами. Разумнее было не погружаться в фантазии, тем более приятные, а сначала обследовать место, в котором он находился. К сожалению, сейчас была ночь. Раз так, то возможности барона по исследованию этого мира были ограничены, но попробовать стоило.
Майкл откинул покрывало и сел на край кровати, снимая с тела повязки, которые сковывали движения и поглядывая в окно, большое, лишенное рамы и стекол, завешенное тончайшим, полупрозрачным занавесом. Левее окна располагалась распахнутая дверь, она вела сразу во двор или на балкон — этого пока Майкл не мог понять. Но он совершенно точно уяснил: такой комнаты не могло быть даже в императорском дворце и вообще нигде в пределах британской империи. Разве что за исключением южных колоний. Иначе как можно пережить зимние холода, если столь большое окно лишено стекол и даже рамы?