Васина Поляна
Шрифт:
Ой, какой благодарностью переполнились глазки Силуянова…
…Мы заметили, что дед только столовское ест, что не ходит к нему никто. Угощать стали кто чем. Отказывается дед, стесняется. А сам, несмотря на свою грыжевую неходячесть, что-нибудь для палаты сделать пытается: то форточку откроет, то кнопку нажмет — сестру вызовет.
Отогрелся душой старик. Рассказывает, как воевал. Лучше пулемета Дегтярева и надежней ничего Силуянов не встречал.
— Дед, ты один, что ли, живешь? — интересуются
— Пошто один. Сын есть, Витька. Невестка есть, Аня. Хорошие они, добрые. Похоронить обещали, пенсию я им за два месяца оставил.
…Сегодня операционный день, а приготовившемуся к операции деду Силуянову сказали:
— Идите домой, дедушка. Позвоните кому-нибудь, чтоб за вами приехали.
— Да я ничего, я сам добегу, — хорохорится дед. — А чего резать-то не стали?
— Терапевт запретил. Сердце у вас, годы и вообще…
— Ну, ну, понимаю. Я ведь шибко-то за нее не цепляюсь. Опять же Витька с Анькой похоронить обещали.
Мы скинулись деду на такси.
— До свидания, добрые люди, до свидания, товарищи. Прощайте.
И сказал вдруг грустно, как бы самому себе:
— Я ить их штук двести ухлопал на фронте. Пулемет Дегтярева очень даже надежным был. Ну, а счас пора самому тех немцев проведать. Давно, чать, ждут меня.
Дед тросточку стронул, шажочек произвел, сдвинулся маленько. Еще раз, еще… Прощай, дед Силуянов.
КТО КУДА ЕДЕТ
Наш поезд скорый. «Урал» называется. Из Свердловска до Москвы почти без остановок катит. Первая остановочка в Перми. Потом в каком-то Балезино на минуточку, а потом аж в Кирове.
Так вот в этом Балезино история приключилась. Не успел поезд остановиться, а уже тронулся. А в дверь вагона стучат.
— Кто там? — кричит проводница.
— Ой, открывай, девонька! Ой, упаду.
Появилась в вагоне перевязанная подушка и узел с чем-то мягким. Потом старушка в коридор втиснулась.
— Куда вы едете? Где ваш билет? — шумит сзади проводница.
— Счас я, девонька, счас, — успокаивает проводницу старуха. — Только вот согреюсь маленько. Больно руки озябли за железные-то держалки держаться. Железные у вас в вагонах держалки.
А поезд не зря скорым назвали. Умчалось в ночь неведомое Балезино. Одна луна настырно качается за окном, высвечивая обмороженные сосны.
— Билет давай, бабушка. Какое место у вас?
Бабушка подала билет, а проводница села прямо в коридоре. Там у стенки уступчик такой есть, вот она на него и опустилась. Глаза в билет пялит, что-то сказать хочет, а не может.
А старушка тоже сбоку примостилась. Вздыхает старушка:
— Как меня Нюська-то встретит, обмерзнет вся…
— Вы куда, бабушка, едете? — почему-то шепотом спросила проводница.
— А
Проводница еще раз глянула в билет. Сказала тихо:
— Так, в Глазов. И вдруг закричала:
— Так это же вовсе в другую сторону! От Балезино пешком дойти можно. А мы теперь только через четыре часа остановимся, в Кирове. За триста с лишним километров вас отвезут.
— Ой, господи! Покарай меня, старую да беспутную, — заголосила несчастная старушка. Так заголосила, что из всех купе люди вылезли. Кто как мог успокаивают старушку.
А она заливается:
— Че Нюська-то подумает! Ой, дайте я на рельсы брошусь. Помереть дайте. Всё одно мне теперь.
Солидный милицейский полковник, почему-то не желающий даже в вагоне расставаться с формой и орденскими колодками, перебил всех советчиков:
— Ну-ко тихо. Успокойтесь, мамаша. Перестаньте реветь, я вам сказал! Слушайте. Приедете в Киров. Сразу к дежурному по станции. Без рева, спокойно все объясните. Он вас отправит обратно. Ясно?
Старушка послушно похлопала мокрыми глазами. Потом вдруг снова взревела:
— А где денег-то возьму! Пензея-то у меня колхозная. 24 рубля 36 копеек пензея. Ой, дайте на рельсы лечь!.. — и снова завыла.
— Сколько стоит билет от Кирова до ее Глазова? — спросил проводницу полковник.
— Рублей семь.
— Вот! — полковник протянул старухе тройку.
Я кинул рубль.
Да и не надо было больше, в кулаке у старухи уже желтели рубли и даже синела одна пятерка.
Старуха нахохлилась, пристроилась на откидном сиденье и замерла.
До самого Кирова сидела недвижно.
А в Кирове я ее свел со ступенек. И хорошо сделал — на втором пути стоял поезд, идущий через Глазов. Поезд уходил через пять минут. Об этом сказали его проводники.
— Садитесь, бабушка, — торопил я старушку.
— Спасибо, сынок, ты ступай, ступай.
— Да садитесь вы, а то опять в историю попадете.
— Да я нечё, кончились истории.
Вместо поезда старушка двинулась навстречу женщине, которая обняла ее, сказала ласково:
— Мама.
— Ребята-то как, Нюська? — поинтересовалась старушка.
— Ладом все, а ты как?
— А я че, я уж по-старушечьи, еле-еле. — Старуха покосилась на меня.
— Кто это? — спросила Нюська.
— Мужик с поезда. Думал, что мне в Глазов надо. Уйдет он счас.
По радио громко сказали: «Скорый поезд «Урал» отправляется от первой платформы». Надо было спешить. Поезд действительно скорый.
ШЕЛ ДОЖДЬ
Облитый дождем, наш автобус подкатил к автовокзалу.
— Стоянка пятнадцать минут, — объявила кондукторша.