Васина Поляна
Шрифт:
И начал Бородатый выкладывать на расстеленную газету вкусные-превкусные, сладкие-пресладкие деликатесы. В середине торт бисквитный красовался, вокруг него бутылки пепси-колы толпились, потом коробка шоколадных конфет появилась, что-то в красивых баночках, исписанных иностранными словами… Последней Бородатый выставил бутылку шампанского.
Ребята, все без исключения, обалдело смотрели на неожиданное угощенье.
Бородатый распоряжался:
— Садитесь, садитесь, господа! Сегодня я угощаю. Даме в первую очередь. —
— Смелее, смелее, господа, — подбадривал Бородатый.
— Спасибо! Но кто вы? Я вас не знаю, — пролепетала Маринка.
— Я? — переспросил Бородатый. — Я Кирилл Бродянский — свободный флибустьер (и грабитель)!
Ребята весело рассмеялись и принялись уплетать вкуснятину.
Кирилл Бродянский смутился немножко, а потом вытащил из кармана большую пачку почтовых марок и протянул Вадику.
— Это тебе.
Вадик торт выронил. Руками по штанам поширкал и в марки уткнулся. То и дело вскрикивал:
— Ух ты — Мадагаскар! Ух ты, такой у меня нет!
Все сидели, угощались, а Бродянский стоял.
— На какие деньги вы все это накупили? И в честь чего? — спросила Маринка.
— Деньги — пфу! — сказал Бородатый. — У меня денег, как грязи.
Он вдруг сделал страшное лицо, зубы оскалил, глаза вытаращил, уши у него даже зашевелились.
Ребята замерли.
А Бродянский сунулся в карман, в кулаке у него что-то дренькнуло, и ребята увидели нож. Лезвие было длинным и узким.
— Деньги! Деньги или жизнь! — таращил глаза Бородатый.
Стало тихо и страшно.
Васька Слон опустил голову, у Аркаши почему-то открылся рот, Вадика Марочника зевота одолела, он вообще, кажется, к обмороку готовился. Маринка к Альке прижалась, прямо вцепилась в него.
А Бродянский махал ножом:
— Все люди трусы! Сами деньги отдают. Приставишь нож к горлу — отдают. Мне за свою жизнь всего троих кольнуть пришлось. До смерти, правда, только одного…
Алька Чупин встал, подошел к флибустьеру и грабителю Кириллу Бродянскому и съездил ему по бороде. Как раз в скулу угодил, выше-то ему и не достать было, уж очень длинным вымахал этот Бродянский.
Было тихо. Только где-то далеко родилось и все время нарастало протяжное завывание «а-а-а!»
От опушки к покосу, к незаконченной копешке бежали милиционер и женщина в брючном костюме. Это она подвывала.
Бородатый было бросился к лесу, но перед ним вырос Вася Нестеров, он метнулся в другую сторону, но там уже стоял Аркаша. Ребята взяли Бородатого в кольцо.
Только Вадька Марочник сидеть остался, на него теперь икота напала.
Женщина подбежала первой. Бросилась к Бродянскому, обняла:
— Кирюша, сынулечка! Что с
А милиционер сказал Бородатому:
— Ну, у матери деньги украл — понятно. Но зачем же ты, злодей, почтовые ящики выпотрошил? Зачем с конвертов марки оторвал?
Пока все глаза на милиционера пялили, Маринка Яковлева подошла к Альке Чупину и поцеловала бывшего Айболита в щеку.
Худышкин открыл дверцу, высунулся из кабины и стал пятить самосвал к силосной яме.
— Стой! — закричали сзади. — Вываливай!
Кузов самосвала начал медленно подниматься, и в зацементированную бездонную утробу повалилась зелень подсолнухов и кукурузы.
Худышкин опустил кузов и вырулил на дорогу.
— Николай Иванович! — к машине подбежала высокая девушка. — Вот почти совсем-совсем спелые отобрала, — и она сунула в кабину полиэтиленовый мешок с золотистыми початками кукурузы. Еще сказала:
— Председатель просил вас его дождаться.
— Я его тоже ищу, — сказал Худышкин.
А от весовой к Худышкину уже шагал председатель колхоза Александр Григорьевич Кормин. Подошел, за руку поздоровался.
— Как здоровье, как настроение, Николай Иванович?
— Все хорошо, Александр Григорьевич. Я хотел вам сказать, что часа на два мне надо отлучиться по личному срочному делу. Я потом отрабо…
— Николай Иванович! Да бога ради! Если у вас личные дела появились в нашем колхозе — это прекрасно. Кстати, скоро сдается четырехквартирный дом, так что вас там две комнатки могут дождаться.
Кормин рассмеялся.
А Худышкин сказал хмуро:
— Мне две комнаты мало. Мне четыре надо.
— Серьезно, что ли? — удивился Кормин.
— Очень даже серьезно, — подтвердил Худышкин.
— Подумаем, — сказал председатель. — Чтобы такой шофер, комбайнер и тракторист остался в Васиной Поляне — мы подумаем. Раньше будущего лета не обещаю, но думать будем.
— А пока бы шиферу мне, — попросил Худышкин, — хотя бы листов восемьдесят-девяносто.
— Это проще, — улыбнулся председатель, — вечером загляните в правление.
Подкатил мотоцикл с главным лесничим и с просто лесничим Лисицыным.
— Лошадь, понимаешь, украли, — сразу же засердился главный. — Леса, конечно, ваши, но лошадь-то у нас на подотчете. Вы как председатель колхоза, понимаешь, обязаны принять меры.
— Так вечером жду! — крикнул вслед отъехавшему Худышкину Кормин и повернулся к леснику:
— Какая лошадь?
— Рыжуха, — подсказал Лисицын. — Единственная лошадь на весь колхоз и его лесничество.
Вадик Шестаков и Васька Слон лежали в кустах и смотрели на платформу.