Вася Алексеев
Шрифт:
Спорили долго. Шевцов разглагольствовал о молодой горячности, о том, что не следует поддаваться разыгравшимся страстям:
— У нас есть правительство, Временное правительство, созданное революцией, ему доверено решать дела государства. Если вы считаете, что надо возбудить эти вопросы, что ж, не станем возражать. Но давайте обратимся к Временному правительству. Оно, без сомнения, прислушается к нашему голосу и сделает всё, что возможно. В правительстве есть министры-социалисты, мы можем всецело положиться на них.
— Знаем этих социалистов. С буржуями за одним столом сидят, одну песню поют.
В комнате становилось шумно.
Скоринко горячо поддерживал Смородина. Зернов вскакивал со стула, топал ногами:
— Хватит, чего там говорить! Ввести шестичасовой день с завтрашнего дня! Отработал шесть часов — бросай инструмент и за ворота! Кто не пойдет, с тем, как со штрейкбрехером, короткий разговор. Таким — по загривку или гайкой угостить, враз поумнеют.
Шевцов поднимал руки, призывая к порядку, и тряс председательским колокольчиком. Он был теперь официальным председателем исполнительной комиссии, главой всей организации. «Вот тебе и деловод», — с удивлением подумал Скоринко.
Вообще с исполнительной комиссией получилось как-то странно. Она возникла точно сама собой. Кто ее выбирал? Большая часть районов тогда еще и своих представителей не успела прислать, а тех, кто был, хотя бы петергофцев — Скоринко с Зерновым, тоже не спросили — преподнесли готовое. Вот, мол-де, наши вожди: Шевцов — председатель, товарищ председателя — Дрязгов, казначей — Метелкин и еще Бурмистров, Цепков да Кузнецов. Два анархиста, эсер, меньшевик, один играющий во «внепартийность» и один мальчонка, который еще сам не всегда знает, чего хочет.
Теперь эти «вожди» произносили длинные речи, в которых осуждали «крайности» и расхваливали предложение Шевцова. В самом деле, мол, Временное правительство не зря только что создало министерство труда с социалистом Скобелевым во главе. Оно полномочно разрешить вопросы, которые нас волнуют. Обратимся же со своими просьбами, со своими нуждами к нему, и всё возможное будет сделано.
— Перед буржуйскими прихвостнями шапку ломать?
Все-таки большинство во Всерайонном совете поверило исполнительной комиссии. Решили писать министру.
Вскоре после того дня Шевцов составил послание — высокопарное и туманное. Там было много слов о свете надежд, о вековечных основах, на которых зиждется человечество, и довольно мало о том, чего требует рабочая молодежь. Дрязгов с Метелкиным и Бурмистровым понесли это послание Скобелеву, но господин министр не пожелал с ними разговаривать и даже к ним не вышел.
Когда обескураженные и смущенные делегаты вернулись из министерской приемной, представителей Петергофско-Нарвского района уже не было во Всерайонном совете. Они ушли в знак протеста против обращения к Временному правительству.
Ленинское слово
Сказать по правде, они тогда не придавали особого значения связям с Всерайонным советом. Время было бурное, наполненное событиями, в которых каждый ощущал поступь истории. Молодые рабочие участвовали в этих событиях вместе со всей многотысячной путиловской массой. Особенно памятным стал для путиловцев день 12 мая.
На 12 мая был назначен общезаводский митинг. Задумали его эсеры и меньшевики. Они чувствовали, как падает их влияние, видели, что рабочие начинают
— Давно мечтаем, чтобы к нам приехал Ленин. Вы обещали похлопотать. Сейчас момент подходящий.
Когда Иван Генслер на заводском автомобиле приехал в ПК, ему сказали, что Владимир Ильич уже ждет представителя завода. И в самом деле Ильич сразу отправился вместе с ним.
А на заводе уже шел митинг. Больше двадцати тысяч рабочих заполнили огромный двор у прокатных мастерских. Узнали о митинге и на Путиловской верфи. Оттуда тоже пришло много рабочих. Вася Алексеев видел с трибуны, как люди облепили стоявшие во дворе вагоны и платформы. Молодые рабочие взобрались на выступы и крыши ближних зданий. Особенно много ребят было на крыше старой конторы. С ними Вася поддерживал «зрительную связь». Так уж было у них заведено. Ребята слушали ораторов и поглядывали на Васю. Он им перед митингом сказал:
— За кепкой моей следите. Как нахлобучу ее на глаза, так и устраивайте концерт…
Первым выступал Чернов. Он старался убедить рабочих, что Временное правительство денно и нощно печется о них, и требовал, чтобы путиловцы отливали больше пушек для фронта.
Собравшиеся угрюмо молчали. А Чернов между тем начал атаку против большевиков. Он вспомнил сказку о рыбаке и рыбке и стал уверять, что рабочие под влиянием большевиков ведут себя так, как старуха из этой сказки, — мол, чем больше Временное правительство старается для них, тем больше они требуют от него.
Тут уж собравшиеся не выдержали, раздались многочисленные выкрики:
— Довольно нас сказками кормить!
— Скажи лучше, когда войну кончите?!
— Когда землю дадите крестьянам?!
Вася Алексеев нахлобучил кепку, и ребята, сидевшие на крыше, сразу приняли сигнал. Они завели известную песню:
Ночь пройдет — настанет утро, Пройдет утро — будет день…Песня не отличалась глубоким содержанием, зато имела другое бесспорное достоинство: ее можно было петь без конца.
Шум всё нарастал, выкрики становились всё резче, и Чернов, потеряв самоуверенность, скомкал свою речь. Несколько эсеров подхватили его под руки, окружили и повели сквозь совсем недоброжелательно настроенную толпу…
Ленин приехал после выступления Чернова. Представители заводского комитета встречали его у ворот, а по двору уже разнеслась весть о том, что на заводе Владимир Ильич. Многотысячная масса людей всколыхнулась. Всем хотелось увидеть Ленина. Не только ребята, но и пожилые рабочие полезли на деревья, на крыши. Навес над входом в заводский комитет даже обвалился под тяжестью взобравшихся на него людей. Рабочие всё теснее окружали трибуну. Радостные приветственные возгласы неслись над огромной площадью.