Васюган — река удачи

Колыхалов Вениамин Анисимович

Удачливым капитаном называют Абрамцева. Вымпелы, денежные премии, благодарственные телеграммы. Удача — не случайный осколок счастливого рока. За нее надо бороться. Не разминуться с капризным фарватером. Ужом вползать в него, минуя песчаные грядины.

Надо не столкнуться с бревнами-топляками. Не пропороть борта и днище о затонувшие трубы, плиты, сваи, оброненные при транспортировке. Надо ухитриться не посадить самоходку на мель, где можно куковать сутками. На «гэтээмке» срочный груз. Впереди лежат водные километры. А ты — песчаный пленник — сиди, смотри с тоской, как другие удачники жмут вперед, взбугривают

за кормой волны. Конечно, с мели тебя снимут. При губительной пробоине экипаж выкачает воду, залатает дыру. А время? В навигацию его на вес золота ценят.

Экипаж подобрался на самоходке — душа к душе. Иные семьи так дружно не живут. Не хватает на судне Лии, но все молчат, из деликатности не будят капитанскую совесть. Дело личное — разошлись так разошлись.

Обходительной, улыбчивой, красивой была первая жена капитана. Нет солнышка на небе — Лия обворожительной улыбкой заменяла его. Попадет в ее руки дело какое — не выскользнет. Чистит картошку, моет пол на камбузе, лепит пельмени — всегда песенку примурлыкивает. С виду легкодоступна, но попробуй сунься. И стала подтачивать Яшеньку незримая тля ревности. Такого туману в башку напустит — неделю разогнать не может. Недоверие — фундамент шаткий, почва под ним зыбкая. И вот скособочилась жизнь капитана, на подпорки не возьмешь. Никто еще не поставил опыта по выращиванию искусственных кристаллов души. Человек должен сам заниматься ее кристаллизацией, воспитывать сердце под воздействием людской доброты и любви.

Сознавал Яков всю опрометчивость своего поступка, не делая шага к примирению. На судне красный уголок — рубка. Все тяжелее было появляться здесь, подходить к штурвалу. Кажется, все укоряло здесь: приборы, глядящие большими настороженными глазами, круглые настенные часы, вахтенный журнал. Укоряли бакенные огни, берега, встречные суда, не здоровавшиеся гудками с его самоходкой.

«Мелкая у тебя, Яшенька, душа… три фута под килем не наберется…»

Обидные слова бывшей жены зажигались в мозгу, как бортовые огни импульсной вспышки. На реке капитан всегда знал, по какому борту разойтись со встречным судном. В запутанной личной жизни не знал, надо ли было расходиться с любимым человеком, шедшим с тобой борт в борт.

Лия гордо сошла на безрадостную сушу. Думала устойчивый берег, пятилетняя дочка спасут от нежданного горя. Нет. Кто мог предположить: в двадцать четыре года и разведенка. Навалились тоска, думушки-раздумушки. Росла неуверенность в людях. Терзало одиночество.

Приходила на берег Томи. Вода выводила из окружения гнетущих раздумий. Здесь разгуливал ветер речных странствий — ее друг звал на север. Оставив дочку на временное попечительство старшей сестры, Лия стала половину месяца проводить на вахте.

Тогда уже велась разработка Васюганской группы нефтяных месторождений. В Катыльгу сплошным потоком шли грузы. Везли блоки буровых, вышек, опоры детали станков-качалок, связки насосно-компрессорных труб. Строился поселок вахтовиков — Пионерный. Баржи доставляли кирпич, цемент, брус, пиловочник, ящики со стеклом, облицовочной плиткой. Настоящего причала не существовало. В спешке все сгружалось в основном на левый катыльгннский берег. Он напоминал искусственные горы вулканического происхождения. Вахтовичке Лие при виде «пожарного завоза», творящейся на берегу неразберихи,

казалось, что кто-то где-то терпит бедствие и все богатство второпях выгружается здесь для его временной сохранности.

Возмущение против такой вопиющей бесхозяйственности терзало ее еще в бытность камбузной начальницы. Их самоходка доставляла ценный груз до конечного пункта, и по целому дню приходилось искать приемщика. А когда находили его, злого, задерганного, безучастного к происходящему на берегу, он отмахивался от надоедливых речников: «Да ну вас! Сгружайте, где хотите!».

— Вы для чего здесь, а?! — возмущалась Лия. — Вон плиты в воду летят. Поддоны с кирпичом затоплены. Цемент на берегу затвердел, как базальт… Вы знаете, сколько один кирпич стоит? Не знаете — скажу: двадцать три копейки. Это дороже хлебной буханки. Мешок цемента знаете сколько стоит? Не знаете — скажу: четыре рубля.

Приемщик таращил на воительницу красные, воспаленные глаза, морщился, кривил губы. Резко взмахивал рукой возле небритого смуглого лица. Невозможно было понять — отмахивался ли от комаров или отсекал напрочь обвинительные слова въедливой симпатичной поварихи. Он уже привык расхлебывать густую кашу, заваренную на берегу судоводителями. Смирился с их возмущением, нареканием, угрозами.

Лия устроилась кладовщицей. В великоватых сапогах, с облупленным от солнца и ветров носом, порывистая в движениях, носилась по береговой грязи. Зубатилась с грузчиками, крановщиками, капитанами теплоходов, спешащими любыми путями избавиться от трюмных и палубных грузов, опустошить их, выбросить на берег привезенное добро и скоренько уйти в обратный порожний рейс.

Скуластый, толстогубый стропальщик, не выпуская изо рта папиросы, спросил однажды Лию при многих рабочих:

— Комсомолка, поди?

— Комсомолка. Ну и что?

— Сразу видать — е-дей-ная… лозунгами шпаришь…

— После обеда эти трубы перештабелюете. Под низ бревна. В грязь укладывать не позволю.

— За переделку двойную оплату по наряду.

— Одинарную сперва честно заработай.

— Слушай, краля, приду сегодня в балок потемну — не обмани моих надежд.

— Будь уверен, не обману.

Засыпая в полночь, Лия услышала возню у двери, бормотание, настойчивый стук. Подруга по соседней койке уже спала. Кладовщица разбудила: «К тебе ночной гость?» — «Нет».

За дверью послышалась разудалая песня. От нового стука вздрогнул балок.

Лия «обула» правую руку в еще не просушенный сапог, сбросила крючок. Резко распахнув дверь, изо всей силы боксанула резиновой «перчаткой» ночного посетителя. Хотела попасть в вытянутый подбородок, не рассчитала: отштампованная тугая подметка в соединении с грязным каблуком прогулялась по всему лицу.

Наутро стропальщик виновато прикрывал рукавичкой-верхонкой багровый, распухший нос. Косился на кладовщицу, был молчалив. В бригаде стропальщиков-грузчиков за ним прочно зацементировалась кличка Не Обмани Моих Надежд.

Несколько дней ходила Лия с тяжелой гайкой в кармане. Размышляла: «Полезет драться — в обиду себя не дам». Не лез. С воловьим упрямством штабелевал трубы, не ударив ни одну «в грязь лицом».

Однажды Лия подошла к насупленному парню, повинилась:

— Прости за удар… в моей ручонке какая сила… хотела двойной тягой…