Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж
Шрифт:
К перевалу путники подошли уже ближе к вечеру, там же решили и заночевать – в ближайшей деревне из трех сложенных из камней домов, с садами-огородами и общественным выгоном, обнесенным забором из серых жердей. Хозяин – толстощекий увалень с землистым, словно присыпанным желтовато-серой пылью, лицом и вислыми усами, встретил гостей настороженно: не отвечая на приветствие, отошел от навозной кучи, не выпуская из рук вилы.
– Я спрашиваю, где бы мы могли заночевать, любезный? – громко повторил князь. – Даже сеновал сойдет – мы люди бедные,
– Заночева-а-ать? – крестьянин переспросил с таким видом, словно бы раздумывал – а не пустить ли вилы в ход – вот сейчас, немедленно, прогнать незваных пришельцев, проучить их так, чтоб в следующий раз обходили селение десятой дорогой.
Оставшиеся у навозной кучи работники – дюжие молодые парни, то ли сыновья, то ли слуги – тоже косились на чужаков достаточно недружелюбно. И это при том, что деревня стояла лишь чуть-чуть в стороне от дороги, по которой, конечно же, частенько проходили паломники. Кто-то шел к горе Монтсеррат, кто-то обратно… И что, всех вот так встречали? Словно беглых каторжников.
– Боюсь, у нас нет для вас места, – почесав подбородок, угрюмо промолвил мужик. – Во всей нашей деревне вряд ли найдется.
– Хм, – Вожников хмуро сдвинул брови. – А нет ли поблизости какого-нибудь постоялого двора? С нами раненый – знатнейший кабальеро, дон Эстебан Сикейро-и-Розандо, паж славного короля Альфонсо!
– Никогда о таком не слыхал! – твердо заявил увалень.
Внимательно слушавшая весь разговор Аманда (остальные оставались поодаль, у дороги) ахнула:
– О короле своем не слыхали?
– О паже.
– Ах, о паже, – девушка быстро взглянула на князя. – Вы позволите мне спросить?
– Да пожалуйста! – Егор пожал плечами и даже сделал шаг в сторону.
Очень может быть, что это его акцент спугнул деревенщину… или здесь что-то другое?
– Это у вас пропала собака, дядюшка? – мило улыбнулась ведьма. – А коровы? С коровами все в порядке, не болеют ли?
– А ты, я вижу, наш… наша, – внимательный крестьянский взгляд, конечно же, уже давно разглядел скрывающуюся под мужским платьем стройненькую девчоночью фигурку. – Издалека?
– Из Матаро.
– Бывал я там когда-то на ярмарке, – увалень прищурился и даже скривил толстые губы в чем-то напоминающем улыбку… впрочем, тут же бросил на юную паломницу вновь насторожившийся взгляд: – А ты чего парнем-то вырядилась?
– Удобнее по горам лазить, дядюшка, – спокойно отвечала девчонка. – Разве не так?
– Так. Но все равно – нехорошо это.
– Да я понимаю, что нехорошо, – Аманда тяжело вздохнула и перекрестилась. – Но что же мне – голой ходить? Платье-то мое прежнее лихие люди украли. Наверное, те же, что и вашу собаку свели.
– Ах, вон оно что… – покосившись на своих парней, крестьянин озадаченно сдвинул на затылок круглую кожаную шапку. – Выходит, и вы от лихоимцев пострадали.
– Да еще как, дядюшка! Вон, парнишку-то нашего едва не убили… И знаете – кто?
– Кто?
–
Услыхав про мавров, дядька аж присел, хлопнув себя ладонями по коленкам, и громко, торжествующим тоном, выкрикнул:
– Ну вот! А я что говорил? Мавры это были, вовсе не показалось мне, не послышалось. Да и не могло послышаться, я ведь в Магрибе, в плену два года провел – мавританскую речь понимаю.
– Так это мавры убили вашу собаку, дядюшка?
– Ладно собаку – пастушат выкрали!
Оглянувшись вокруг, Вожников подошел ближе, чувствуя, что юная ведьмочка нащупала-таки в кондовой душе деревенщины струнку, на которой можно сыграть, добившись расположения и ночлега:
– А где ты слыхал мавританскую речь, любезнейший?
– Да тут, у перевала, в орешнике, – крестьянин махнул рукой. – Шел на покос по горной тропе, вдруг слышу, у ручья голоса. Подкрался осторожненько – от чужаков, сами знаете, всего можно ожидать, вот и решил присмотреться… Там-то и понял все! О собаке они говорили, о пастушатах… и еще о ком-то – тут я не понял, о ком. Да и так ясно – пожаловали и в наши края людокрады, магрибские мавры.
– А не далековато им от моря-то? – усмехнулся князь. – Хотя бешеной собаке триста верст не крюк.
– Э-э, – услышав незнакомую речь, дядька снова насторожился. – А вы ж откуда будете, почтенный сеньор?
– Из Польши, – Егор развел руками. – Небось, не слыхали про такую страну?
– Не слыхали, – честно признался мужик. – Неужто и там добрые католики живут?
– О! Еще какие добрые! А у нас ведь с маврами счеты… – подумав, добавил князь. – И очень хотелось бы проучить этих гнусных негодяев! Мои ребята – крепки и отважны!
– И мои – крепки! – крестьянин хлопнул в ладоши. – И мы хотим мавров прогнать, пощипать им перья. Не так ведь магометан и много-то.
– А сколько?
– Да меньше дюжины! По крайней мере, я видел четверых.
– Славно! – подмигнув собеседнику, Вожников азартно потер руки. – И у меня, не считая раненого и девчонки, четверо. Да я сам – пятый.
– И у меня столько же найдется! Да еще в деревне – человек пять, – радостно сообщил мужик.
Князь широко улыбнулся:
– Так, может, мы…
– Я послал мальцов к орешнику. Должны скоро вернуться, доложить… Да вы заходите, чего встали? – проворно отворив ворота, крестьянин сделал приглашающий жест. – Отдохнете, поедим, чего бог послал. Туда, туда проходите, в дом. А вы… – хозяин обернулся к работникам. – Заканчивайте с навозом и будьте готовы. Хавьер!
– Да, дядюшка!
– Сбегай к соседским парням, позови.
Пока обедали (простая крестьянская пища: чечевичная похлебка с луком, овечий сыр, немного дичи и печеная радужная форель из ближайшего ручья) явились посланные к орешнику «мальцы» – двое, лет по шестнадцати, парней, смуглых, с обветренными, не отличавшимися особой приветливостью, лицами и грубыми крестьянскими руками.