Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж

Прозоров Александр Дмитриевич

– Теперь мы устроим такой праздник, что…

– Эй, эй, святой отец! – тут же предостерег князь. – Какой еще праздник? Помните, что это дело тайное!

– А мы отпразднуем день святого Иксле! – находчивый аббат потер руки. – Так отпразднуем что… Чтобы Смуглянке было приятно. Ну – и нам. Тем, кто знает…

Отец Бенедикт обернулся, осенив крестным знамением тайно собравшихся в часовне людей, всех тех, кто тем или иным образом оказался причастным к тайне. Князь Егор, дон Эстебан, Аманда и местные – сутулый и худой монах, кастелян отец Амврозий и светловолосый мальчишка-хорист Матиас. По лицу последнего

градом катились слезы.

– А резчик по дереву? – вдруг вспомнил князь. – Тот самый, что сделал копию?

– О, он знает, что мы заказали ее, дабы поставить в далекой часовне. Там и поставим! – аббат хитро прищурился. – В часовне Святого Искле! Заново отстроим и освятим.

Хор мальчиков пел «Stabat Mater dolorosa» – «Предстояла печальная Мать» – грустный и величавый гимн, посвященный страданиям Божьей Матери у креста, вскоре сменившийся песнью не менее красивой, но куда более радостной и даже, можно сказать, веселой. Ах, как звучали чистые детские голоса, как рвались к небу, высоко-высоко, казалось, к самому Господу!

Собравшиеся в просторной церкви паломники утирали слезы, а после службы, по одному, по очереди, пошли поклониться Черной Мадонне, поделиться новостями, поплакаться да испросить благодати для себя, для других, для всех христиан.

Князь Егор уже спустился в трапезную, когда его догнал запыхавшийся Матиас:

– Отец Бенедикт хочет говорить с вами!

– Хочет – поговорим. Веди.

Вслед за юным хористом Вожников направился в келью аббата, обставленную просто, но со вкусом – узкое, безо всяких украшений, ложе, простой дощатый стол, но изысканные резные кресла, серебряные, тонкой работы, подсвечники, а уж висевшее в углу распятие, наверное, могло бы принадлежать руке самого Микеланджело или Челлини, если б эти великие мастера жили в то время.

– Присаживайтесь, мой дорогой друг! – выпроводив мальчишку, отец Бенедикт радушно потянулся к стоявшему на столе серебряному кувшину. – Выпьем вина – сегодня праздник. Можно.

– Выпьем! – кивнул князь. – С хорошим-то человеком – почему бы и нет? Тем более, вы правы – праздник.

– Вы вернули нам Моренетту, – сделав долгий глоток, настоятель поставил бокал. – И я знаю – теперь знаю – как вам это удалось. Вы – не простой человек! Особа, о могуществе которой давно ходят легенды. Император германских земель, великий князь Руссии, сюзерен французов и англичан… и враг Арагонской короны! Но… вы де не можете быть врагом! Неужели, после того, что вы сделали для всех нас, ваши войска будут жечь наши нивы, убивать наших людей…

– Я бы не хотел ни жечь, ни убивать, – жестко промолвил Егор. – Поверьте, эти детские игры в войнушку интересуют меня меньше всего. Я не требую ничего страшного, ничего такого, что могло бы пойти вам во вред. Просто присоединиться к Империи – разве это плохо? Вспомните великий Рим, и поверьте, я хочу решить дело миром. Тем более у нас – есть общий коварный и сильный враг.

– Вы имеете в виду мавров? – аббат снова налил вина. – Да, это сильный враг. Но мы справимся с ним вместе, так?

– Хотелось бы. Хотя вы сами заметили – Арагон – мой враг.

– Нет, нет! – опустив бокал, отец Бенедикт с живостью махнул рукою. – Мы не должны враждовать. Вы – вернули нам нашу заступницу… Я знаю многих прелатов, весьма влиятельных людей в Арагоне и Кастилии,

поверьте, мое слово кое-что значит. Войны не будет! Я сделаю для этого все, клянусь Моренеттой и посохом святого Петра!

Какие только флаги ни развевал налетевший ветер под стенами грозной Гранады, древней столицы эмиров, города многочисленных рынков и мечетей, бывшей сокровищницы великих халифов, осколка былого величия добравшегося до Европы ислама. Золотые львы – английские, нормандские, королевства Леон – выпустив когти, грозно скалили зубы, сверкали королевские лилии, высились кастильские замки, переливались желтым и красным знаменитые арагонские столбы! Даже новгородские медведи – и те присутствовали, а как же – знаменитая кованая рать под командованием воеводы Онисима Раскоряки, установив напротив неприступных городских стен метательные орудия и пушки, деловито крушила оборону врага.

– Неприступные, говорите? – ухмылялся черный от пороховой пыли пушкарь – Амос из Новгорода. – А вот уже поглядим, какие они неприступные. А ну, робятушки, готовы?

– Готовы, господине Амос!

– Биляр, как с бомбардами?

– Готовы!

– Ну, тогда давай залп!

Вздрогнула земля. Выплюнув ядра, утробно рявкнули огромные, из сварных полос, бомбарды. Им вторили пушки поменьше – гаковницы, тюфяки… Совсем уж малый калибр опытные артиллеристы Амос с Биляром покуда придерживали для вражеской кавалерии и пехоты, кои, по всем прикидкам, вот-вот должны были рвануть за ворота на вылазку, не дожидаясь, когда мощные русские пушки окончательно превратят укрепления в пыль.

После пятого залпа разом обвалились сразу три башни, послышался торопливый сигнал трубы, и под рокот боевых барабанов вырвался из-за стен отряд всадников. Сразу же взявших на сабли замешкавшуюся аугсбургскую пехоту.

– Эх, предупреждал же! – с досадой махнул рукою Амос. – Дали б сперва выстрелить, а уж потом…

– Да пусть их, потешатся! – сквозь зубы просипел сидевший на коне воевода. – Вишь, как в нетерпении-то все! Мочи нет, как помахать мечами охота. Пущай помашут, а ты, Амосе, картечь пока приготовь.

– Уже приготовил, батюшко! Ужо. Сладким-то не покажется.

– Ну и славно, теперь токмо сигнала жди! – повернувшись в седле, славный Онисим Раскоряка зычно подозвал к себе вестового. – К Джону скачи, пущай лучники его начеку будут – чую, вражины попытаются вырваться. Аркебузирам, арбалетчикам – то же самое… Ох, княже! Извини, не заметил.

– Пустое, – подъехав, Вожников, в сверкающих, доброй новгородской работы, доспехах, в немецком, с поднятым забралом, шлеме, украшенным золоченой короною, не сходя с коня, кивнул воеводе и ратникам. – Ну, как тут у вас? Картечь зря не тратили?

– Да придержали, как ты, княже, велел, – быстро доложил Онисим. – Стрелки да лучники тоже поставлены по твоему слову.

– Хорошо, – Егор с улыбкой кивнул, глядя на мчащуюся во весь опор только что вырвавшуюся из города конницу мусульман. – Смотри, Онисим – на тебя вся надежда. Ты теперь над всеми старший – над англичанами, фрязинами, немцами…

– Так, княже, ты сам-то командовать не будешь? – поведя могучим плечом, осмелился спросить воевода.

Коренастый, в черных миланских доспехах, он выглядел сейчас как нельзя более незыблемо и грозно.