Ватутин
Шрифт:
Ватутин уже хотел уйти с наблюдательного пункта, как полковник доложил ему:
— Товарищ командующий, а ведь гитлеровцы устраивают новую провокацию.
— Что такое? Какую еще?
— Опять гражданских людей на наши позиции гонят.
— И опять переодетые солдаты?
— Не похоже. Наверное, жители Чижовки. Взгляните сами…
Ватутин посмотрел в бинокль. По склону холма спускалась толпа женщин, детей, стариков. Они медленно брели к позициям гвардейцев, а за ними крались фашистские солдаты.
— Опять
— Та же, да не та, — ответил Ватутин. — Днем они решили к маскараду не прибегать… Ну, что думаете делать?
— Постараться пулеметным огнем с флангов отсечь жителей от фашистов.
— Правильно! Но это надо делать очень осторожно, чтобы не попасть в своих.
Вдруг поблизости из кустов выбежали несколько бойцов. Они тащили пулемет. Среди них Ватутин заметил и давешнего Карпова: здоровой рукой он нес патронные диски. Увидев командующего, солдат приостановился.
— Куда вы? — спросил их полковник.
— В обход идем — с фланга немца отшибать, — пояснил Карпов.
— Ну а как он вас опять в это время с позиций собьет? — спросил Ватутин.
— Не собьет, товарищ генерал! У нас теперь на переднем крае подполковник снайперов поставил, они врагов на выбор бьют, где только покажутся… Да и мы быстрее двигаемся. Ученые!..
Солдаты ушли, а Ватутин спустился в блиндаж и в смотровую щель стал наблюдать, что происходит на полициях. Было совсем тихо. Гвардейцы не стреляли, боясь попасть в своих. Вражеские солдаты по-прежнему крались за толпой, которая продолжала медленно спускаться по склону холма.
Но вот откуда-то с боков застрочили пулеметы, и в ту же секунду гвардейцы, приподнявшись из окопов, стали кричать толпе:
— Сюда! К нам! К нам! Бегите!.. Скорее!..
Передние ряды толпы побежали, за ними следующие, и через несколько мгновений женщины, старики и дети потоком устремились к позициям гвардейцев.
Женщины кричали:
— Спасите! Не стреляйте! Мы свои! Свои!..
А снайперы быстро и точно делали свое тонкое дело, целясь в эсэсовцев, которые все же старались спрятаться за женщинами.
Эсэсовцы — их было больше батальона — не смогли прорваться вперед; теперь справа и слева по ним били пулеметчики.
— Товарищ командующий, поедемте! — сказал Семенчук.
— Теперь, пожалуй, можно, — согласился Ватутин. Когда его вездеход выехал из рощи, он оглянулся на холм и увидел, что гвардейцы поднялись в атаку.
Но он не остановил шофера. Он был убежден, что на этот раз гитлеровцы безвозвратно потеряли Чижовку.
Дома
Ватутин обдумывал, как проехать на Обоянь. Пожалуй, без особых задержек можно будет добраться по старым шляхам — там нет большого движения.
Его глаза потеплели. Он смотрел на едва заметные черточки, обозначающие на карте холмы, речку, лес, на тонкую темную линию шляха и на коротенькую цепочку мелких букв, складывающихся в знакомое слово — Чепухино. Как давно он не был дома!..
Когда немцы приближались к деревне, его мать и сестры с сельскими активистами пытались уехать на попутном военном грузовике. Но гитлеровцы опередили их, и Ватутины оказались отрезанными от Красной Армии.
Шофер поджег машину и пошел на Россошь, надеясь пробраться в свою часть. С ним ушли и активисты. Старухе, Вере Ефимовне Ватутиной, не под силу был такой переход, а дочери не решались оставить ее одну, и все четверо вернулись домой.
Об этом Ватутин знал из письма, которое получил от младшей сестры Лены вскоре после освобождения родных мест.
Лена писала также о том, что немцы долго не знали, что они доводятся родными генералу Ватутину. Но среди односельчан нашелся предатель, Василий Балашов, в прошлом кулак и вор, сидевший до войны в тюрьме за кражу. Он пошел на службу к врагу, выдал председателя колхоза. И гестаповцы его расстреляли. Балашов же предал и семью Ватутиных.
Узнав, кто такие Ватутины, гестапо решило учинить над семьей расправу, и не только над матерью и сестрами, но и над дальними их родственниками, которых было много — чуть ли не половина деревни.
Фашистский ефрейтор, которого водил по деревне Василий Балашов, составлял списки всех Ватутиных.
Что их ждало — никто не знал, но на хорошее надеяться не приходилось.
Под смертным страхом прожили все ватутинские несколько дней. Днем никому не работалось, а ночью но спалось. Каждую минуту ждали расправы. И вдруг советские войска неожиданным ударом вышибли из деревни врага.
Это произошло так стремительно, так внезапно, что немцы и опомниться не успели. Дома остались несожженными, люди живыми.
Вот оно, родное Чепухино! Меловые горы блестят на солнце, уходя волнистой грядой вдаль. За ними виден лес, в котором Ватутин так часто бывал в детстве. Речка Палатовка еще покрыта тонкой коркой льда, но вода уже размыла полыньи. А за речкой простираются далекие луга. Как хорошо вернуться на родину!
Деревня растянулась километра на два. Машина бежит между рядами редко стоящих друг от друга хат, и, всматриваясь в них, Ватутин вспоминает, кто где жил во времена его детства.
Каждый дом, каждое деревце ему знакомы, по-родному милы. Опустела, притихла деревня, мало народу на ее широкой улице. И дома подались, осели, сгорбились. Давно здесь никто ничего не чинил, не строил. Не до того было!