Вавилон. Сокрытая история
Шрифт:
– Я спрошу, – пристыженно ответил он. – И сколько времени…
– Около часа. Но лучше поспешите.
Робин собрался с духом, прежде чем подняться к остальным. Он не знал, как сказать им, что это конец. Робин боялся, что лицо его выдаст, покажет, что за призраком старшего брата по-прежнему прячется испуганный мальчуган. Ведь он втянул своих соратников в этот последний бой и теперь боялся посмотреть им в глаза, когда скажет, что все кончено.
Все собрались на четвертом этаже, прильнув к восточному окну. Он подошел ближе. Снаружи по лужайке с какой-то странной нерешительностью шли солдаты.
– Что они делают? – удивилась
– Тогда почему так мало людей? – отозвалась Виктуар.
И она была права. Больше десятка солдат осталось на Хай-стрит, а к башне пошли только пятеро. И тут солдаты расступились, и к последней оставшейся баррикаде шагнула одинокая фигура.
Виктуар охнула.
Это была Летти. Она размахивала белым флагом.
Глава 32
Прежде чем открыть дверь, они отправили остальных наверх. Летти пришла не для того, чтобы разговаривать со всеми, в таком случае на переговоры не отправили бы студентку. Это было личное, Летти пришла объясниться.
– Впустите ее, – сказал Робин Эйбелу.
– Простите?
– Она пришла поговорить. Скажите своим людям, чтобы ее пропустили.
Эйбел что-то шепнул своему помощнику, и тот побежал по лужайке к баррикаде. Два человека вскарабкались по ней и наклонились. Мгновение спустя Летти подняли наверх, а потом без лишних церемоний опустили с другой стороны.
Ссутулившись, она пересекла лужайку, волоча за собой флаг, и не подняла головы, пока не добралась до крыльца.
– Здравствуй, Летти, – сказала Виктуар.
– Здравствуй, – пробормотала Летти. – Спасибо, что согласились со мной встретиться.
Выглядела она жалко. Она явно не спала, одежда была грязной и мятой, щеки запали, глаза покраснели, а веки опухли от слез. Она съежилась, словно ждала удара, и вся как будто уменьшилась. И несмотря ни на что, Робину хотелось только одного – обнять ее.
Этот порыв его удивил. Пока она приближалась к Вавилону, Робин размышлял о том, не убить ли ее, если бы он не обрек тем самым всех остальных, если бы мог отдать взамен только свою жизнь. Но теперь было слишком тяжело смотреть на нее и не видеть друга. Как можно любить того, кто причинил такую боль? Вблизи, глядя ей в глаза, он с трудом верил, что Летти, их Летти, совершила то, что совершила. Она выглядела убитой горем, такой уязвимой, сломленной героиней из ужасной сказки.
Но он напомнил себе, что именно этот образ и эксплуатировала Летти. В этой стране ее лицо и цвет кожи вызывали сочувствие. Что бы ни случилось, только Летти, выйдя отсюда, будет выглядеть невиновной.
Он мотнул головой на флаг.
– Ты здесь, чтобы сдаться?
– Чтобы вести переговоры, – ответила она. – Только и всего.
– Тогда входи, – сказала Виктуар.
Летти переступила через порог. Дверь за ней захлопнулась.
На мгновение все трое уставились
– Почему? – ровным голосом без модуляций спросила Виктуар.
Летти слегка съежилась, совсем чуть-чуть.
– Мне пришлось, – без колебаний ответила она, подняв подбородок. – Ты знаешь, что по-другому я не могла.
– Нет, не знаю, – сказала Виктуар.
– Я не могла предать свою страну.
– Ты не должна была предавать нас.
– Вы попали в сети жестокой преступной организации, – произнесла Летти так гладко, будто долго репетировала. – И как бы я ни притворялась, будто согласна с вами, как бы вам ни подыгрывала, я понимала, что нам не выбраться из этой передряги живыми.
Она и правда так считает? Вот такими она представляет их себе? Робин не мог поверить, что она произносит эти слова, та самая девушка, которая когда-то засиживалась с ними допоздна и хохотала до боли в ребрах. В китайском есть иероглиф, показывающий, насколько болезненными могут быть простые слова: ?, ци, им обозначают шипы, уколы и критику. Такой многозначный иероглиф. Во фразах ??, ?? он превращается в «колючие, болезненные слова», но может означать и «побуждать». А еще «убивать».
– Тогда почему ты здесь? – спросил Робин. – Парламент больше не выдержит?
– Ох, Робин, – с жалостью посмотрела на него Летти. – Вы должны сдаться.
– Боюсь, переговоры так не ведутся, Летти.
– Я серьезно. Я пытаюсь вас предупредить. Меня не хотели сюда пускать, но я упросила, написала отцу, подергала за все ниточки.
– О чем предупредить? – спросила Виктуар.
– На рассвете башню возьмут штурмом. Сопротивление будет подавлено оружием. Ожидание окончено. Все окончено.
Робин скрестил руки на груди.
– Что ж, тогда пусть попробуют вернуть себе город.
– Но в этом-то все и дело, – сказала Летти. – Они сдерживались, рассчитывая выманить вас, моря голодом. Никто не желает вашей смерти. Хотите верьте, хотите нет, но им не нравится стрелять в ученых. Вы приносите пользу, это так. Но страна больше не может это выносить. Терпение правительства лопнуло.
– В таком случае логично было бы согласиться на наши требования, – сказала Виктуар.
– Но они не могут.
– И просто разрушат собственный город?
– Думаете, парламенту есть дело до того, что вы уничтожите? – нетерпеливо заявила Летти. – Этих людей не волнует, что вы сделаете с Оксфордом или Лондоном. Когда погасли фонари, они смеялись, когда рухнул мост, они тоже смеялись. Эти люди хотят уничтожить город. Они считают, что он и так уже стал слишком огромным, в нем больше убогих трущоб, чем цивилизованных районов. И вы сами знаете, что больше всего пострадают бедные. Богатые могут уехать за город и остаться до весны в своих летних поместьях, с чистым воздухом и чистой водой. А бедные будут умирать. Послушайте, людей, которые управляют страной, больше заботит гордость Британской империи, чем легкие неудобства, и они скорее позволят разрушить город, чем подчинятся требованиям тех, кого считают горсткой… балаболов…