Вавилон. Сокрытая история
Шрифт:
– День за днем, Птах. – Ее глаза наполнились слезами. – Ты просто живешь день за днем. Как и все мы. Это нетрудно.
– Нет… Я не могу, Виктуар. – Робин боялся расплакаться, ведь если он заплачет, то забудет все слова и не сумеет высказать все, что необходимо. И Робин бросился напролом, пока мог сдерживать слезы: – Я хочу верить в будущее, за которое мы боремся, но не вижу его, просто не вижу. И не могу жить день за днем, когда меня ужасает мысль даже о дне завтрашнем. Я тону. Я так долго тонул и пытался найти выход, но не нашел ни одного, который не выглядел бы… безответственным. Но только таким я вижу для себя выход.
Виктуар покачала головой. Теперь она тоже рыдала,
– Не говори так.
– Кто-то же должен это сказать. И кто-то должен остаться.
– Так почему же ты не попросишь меня остаться с тобой?
– Ох, Виктуар…
Что еще он мог сказать? Робин не мог ее попросить, никогда не осмелился бы. И все же между ними повис немой вопрос.
Виктуар не отрывала взгляд от окна, от черноты лужайки и залитой светом факелов баррикады и молча всхлипывала. Слезы струились по ее щекам, и она смахивала их. Робин не мог понять, о чем она думает. Впервые с тех пор как все это началось, он не мог разобраться, что у нее на душе.
Наконец она глубоко вздохнула и подняла голову. И спросила, не поворачиваясь:
– Ты когда-нибудь читал поэму, которая так нравится аболиционистам? «Умирающий негр» Бикнелла и Дэя.
Робин читал этот аболиционистский памфлет, купив его в Лондоне. Поэма так поразила его, что он до сих пор хорошо ее помнил. В ней описывалась история африканца, который покончил с собой, чтобы не попасть в рабство [123] . В то время Робину история показалась романтичной и трогательной, но теперь, увидев выражение лица Виктуар, он понял, что это не так.
123
Вооружен твоим последним даром – властью умереть! И жерновам твоим, суровая судьба, теперь могу я бросить вызов.
Томас Дэй и Джон Бикнелл, 1775 г.
– Да, – сказал он. – Такая трагедия.
– Только наша смерть вызывает у них жалость, – сказала Виктуар. – Нам приходится умереть, чтобы нас сочли благородными. Наша смерть – это восстание, скорбная жалоба на их бесчеловечность. Наша смерть стала боевым кличем. Но я не хочу умирать, Робин. Не хочу умирать. Не хочу стать их Имоиндой, их Орооноко [124] . Не хочу быть для них трагической и любимой лакированной фигуркой. Я хочу жить.
Она прильнула к плечу Робина. Он крепко обнял ее, тихонько покачивая.
124
В романе «Орооноко», написанном в 1688 году англичанкой Афрой Бен, африканский принц Орооноко убил свою возлюбленную Имоинду, чтобы спасти от изнасилования английскими солдатами, против которых они восстали. Позже Орооноко взяли в плен, привязали к столбу и четвертовали. В свое время роман «Орооноко» и поставленная по его мотивам пьеса Томаса Саутерна считались величайшими произведениями.
– Я хочу жить, – повторила она, – жить, наслаждаться жизнью и пережить их. Хочу иметь будущее. Смерть – это не воздаяние. Смерть – это конец. Она лишает меня всего – будущего, где я могла быть счастлива и свободна. И дело не в храбрости. Дело в желании получить еще один шанс. Даже если бы я всю жизнь убегала, даже если бы никогда и пальцем не пошевелила, чтобы помочь другому, я была бы счастлива. Хотя бы на один день мир показался бы нормальным. Думаешь, это эгоистично?
Ее плечи поникли. Робин прижал ее к себе. Виктуар была
– Будь эгоистичной, – сказал он. – Будь храброй.
Глава 33
Настал час отъезда, и мы пошли своим путем – я умирать, а ты жить. Что лучше – кто знает?
– Всю башню? – спросила профессор Крафт.
Она заговорила первой. Остальные просто уставились на Робина и Виктуар, не веря своим ушам, и даже профессор Крафт, похоже, до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, которую только что произнесла вслух.
– Это же десятилетия… столетия исследований, и все это уничтожить, потерять… Ох, и кто знает, сколько…
Она умолкла.
– А для Англии последствия будут еще хуже, – сказал Робин. – Вся страна держится на серебре. Серебро качает кровь по ее венам, Англия не сможет жить без серебра.
– Они все восстановят…
– Да, со временем. Но не раньше, чем остальной мир сумеет выстроить оборону.
– А Китай?
– Войны не будет. Британия просто не сможет воевать. Ее корабли тоже работают на серебре. Весь флот зависит от серебра. На многие месяцы, а то и годы, Британия перестанет быть самым сильным государством в мире. А что будет дальше – никому не ведомо.
Будущее можно изменить, как и предсказывал Гриффин. Одно решение, принятое одним человеком в нужный момент. Вот так определяется ход истории. Так меняется ее курс.
В конце концов, ответ очевиден – всего лишь не принимать участия. Отказаться работать на империю, навсегда лишить ее плодов своего труда.
– Не может же такого быть, чтобы не было другого выхода… – произнесла Джулиана с вопросительной интонацией.
– На рассвете начнется штурм, – ответил Робин. – Несколько человек застрелят в качестве показательного примера, а остальных будут держать на прицеле, пока мы не начнем восстанавливать нанесенный ущерб. Нас закуют в кандалы и заставят работать.
– Но баррикады…
– Баррикады не устоят, – прошептала Виктуар. – Это просто стены, Джулиана. А стены можно разрушить.
Сначала все молчали, потом смирились. События и так уже приняли невероятный оборот, что к ним добавит разрушение символа вечности?
– Тогда нужно будет быстро выбраться отсюда, – сказал Ибрагим. – Как только начнется цепная реакция.
«Но вы не сумеете быстро выбраться», – чуть не сказал Робин, но вовремя остановился.
Ответ был очевиден. Они не смогут выбраться быстро, потому что не выберутся вообще. Один раз произнести словесную пару недостаточно. Если не сделать все тщательно, башня обрушится лишь частично, а все остальное получится спасти и легко восстановить. Единственным результатом станут раздражение и трата денег. Они пострадают понапрасну.
Нет, чтобы его план сработал, чтобы нанести такой удар империи, от которого она не оправится, всем придется остаться в башне и повторять слова снова и снова, активировать столько цепочек разрушения, сколько сумеют.
Но как сказать всем этим людям, что они должны умереть?
– Я… – начал он, но слова застряли в горле.
Объяснять и не пришлось. Они сами все поняли, пришли к тому же выводу, один за другим, и от отразившейся в их глазах обреченности защемило сердце.
– Я остаюсь, – сказал он. – И не прошу всех остаться со мной, Эйбел выведет вас, если захотите, но… один я не справлюсь.