Вавилон. Сокрытая история
Шрифт:
Вскоре после завтрака Робин отправился с мистером Бейлисом в гавань: разбираться с судовыми манифестами и чиновниками китайской таможни. Таможня предоставила собственного переводчика – тощего очкарика по имени Мен, который выговаривал английские слова медленно и робко, словно боялся напортачить с произношением.
– А теперь мы разберемся с запасами, – сказал он Робину. Его почтительный тон, более высокий в конце фразы, звучал вопросительно, как будто он спрашивал у Робина разрешения.
– Э-э-э… да. – Робин откашлялся и произнес на мандаринском: – Давайте.
Мен начал зачитывать
– Сто двадцать пять фунтов меди. Семьдесят восемь фунтов сырого женьшеня. Двадцать четыре коробки… бутыл…
– Бетельного ореха, – поправил его мистер Бейлис.
– Бетельного?
– Ну да, бетельного, – сказал мистер Бейлис. – Или ореха пальмы арека, если вам угодно. Для жевания. – Он показал на свой рот и изобразил, что жует. – Понятно?
Ошарашенный Мен посмотрел на Робина в поисках помощи. Робин быстро перевел слова мистера Бейлиса на китайский, и Мен кивнул.
– Бутыльный орех.
– Ох, довольно, – рявкнул мистер Бейлис. – Пусть этим займется Робин, вы ведь можете перевести весь список, Робин? Это сбережет нам кучу времени. Я же говорил, они безнадежны, вся страна, ни один человек прилично не говорит по-английски.
Похоже, Мен прекрасно его понял. Он бросил на Робина испепеляющий взгляд, и Робин склонил голову над манифестом, чтобы не смотреть в лицо Мену.
Так продолжалось все утро: мистер Бейлис встретился с делегацией китайских торговых агентов, с которыми обращался чрезвычайно грубо, а от Робина, казалось, ожидал, что тот не только точно переведет его слова, но и передаст исключительное презрение, которое испытывал мистер Бейлис к своим собеседникам.
К тому времени когда они прервались на обед, у Робина началась мучительная, пульсирующая головная боль. Он не мог больше ни минуты находиться в обществе мистера Бейлиса. Даже ужин, который подали в Английской фактории, не принес облегчения: мистер Бейлис все время перечислял глупые претензии таможенников, причем излагал это так, будто постоянно отвешивает китайцам словесные пощечины. Рами, Виктуар и Летти выглядели смущенными. Робин почти не разговаривал. Он доел ужин, на этот раз более сносное, хотя и безвкусное блюдо из говядины с рисом, после чего объявил, что идет гулять.
– Куда вы собрались? – поинтересовался мистер Бейлис.
– Хочу посмотреть город. – Раздражение придало Робину смелости. – Мы ведь закончили на сегодня?
– Иностранцам не разрешено выходить в город, – сказал мистер Бейлис.
– Я не иностранец. Я здесь родился.
Мистеру Бейлису нечего было возразить. Робин принял его молчание за согласие. Он схватил сюртук и зашагал к двери.
Рами поспешил за ним.
– Можно с тобой?
«Конечно», – чуть не сказал Робин, но задумался.
– Не уверен, что тебе разрешено.
Робин заметил, что Виктуар и Летти смотрят на них. Летти хотела встать, но Виктуар положила руку ей на плечо.
– Все будет хорошо, – сказал Рами, надевая сюртук. – Я же с тобой.
Они вышли через парадную дверь и миновали все тринадцать факторий. Когда они вышли из иностранного анклава
Робин шел по улицам Кантона наугад. Он не знал, что ищет. Знакомые по детству места? Достопримечательности? У него не было цели; не было места, которое могло бы вызвать бурю эмоций. Он просто ощущал потребность обойти как можно больше до захода солнца.
– Ты чувствуешь себя здесь как дома? – спросил Рами, будто танцуя на цыпочках.
– Ни в малейшей степени, – ответил Робин. Он был в смятении. – Здесь… Даже не знаю, как это описать.
Кантон разительно отличался от того города, каким Робин его помнил. Строительство в порту, которое велось с незапамятных времен, вылилось в комплекс новых зданий – склады, конторы компаний, гостиницы, рестораны и чайные. Но чего еще он ожидал? Кантон всегда был изменчивым, динамичным городом, впитывающим все, что приносит море, и переваривающим все это в особый сплав. Как Робин мог предположить, что город будет держаться за прошлое?
И все же эта трансформация выглядела предательством. Как будто город закрыл все пути домой.
– Где ты раньше жил? – спросил Рами все таким же мягким, осторожным тоном, как будто Робин был сосудом с эмоциями, угрожающими выплеснуться.
– В районе трущоб. – Робин огляделся. – Думаю, недалеко отсюда.
– Хочешь туда сходить?
Робин представил тот сухой, душный дом, вонь поноса и разлагающихся тел. Ему ни за что на свете не хотелось туда возвращаться. Но не взглянуть на старый дом казалось немыслимым.
– Не знаю, сумею ли найти дом. Но можно попытаться.
В конце концов Робин нашел дорогу к старому дому – не по улицам, которые теперь стали совершенно незнакомыми, он просто шел и шел, пока дистанция между портом, рекой и заходящим солнцем не стала казаться подходящей. Да, именно здесь должен стоять его дом: он помнил изгиб набережной у реки, а также стоянку рикш на противоположном берегу.
– Это он? – спросил Рами. – Здесь везде только магазины.
Улица совершенно не была похожа на прежнюю. Дом его семьи исчез с лица планеты. Робин даже не мог сказать, в каком месте находился фундамент – возможно, под чайной перед ними, или под конторой слева, или под богато украшенной лавкой в конце улицы, где на вывеске было написано ярко-красной краской: хуа янь гуань. Курильня. Опиумный притон.
Робин зашагал к нему.
– Ты куда? – Рами поспешил за ним. – Что это?
– То место, куда стекается опиум. Сюда приходят его курить.
Робина вдруг охватило нестерпимое любопытство. Его взгляд метался по витрине, пытаясь запомнить каждую деталь: большие бумажные фонари, лаковую отделку, манящих с витрины девушек с накрашенными лицами и в длинных юбках. Когда он приблизился, они заулыбались, протягивая руки, как танцовщицы.
– Здравствуйте, господин, – защебетали они на кантонском. – Не хотите ли зайти и развлечься?