Вавилонский голландец
Шрифт:
Когда это теплое, странное коснулось лба, Магдала едва не закричала. Она видела сам знак, быстро вращавшийся и будто уходивший внутрь нее, она чувствовала, как оживают затекшие мышцы, а потом – рывок (это госпожа Торстейндоттир сорвала с нее ведьмин кремешок), и Магдала бросилась с камня, и хранительница библиотеки подхватила ее, кутая ладонь в рукав свитера.
7
Магдала и повар пришли к капитану. Положили перед ним книгу, пластину, самодельные карты, выписки
– Это что такое?
– Это клад, – сказала Магдала.
Капитан Бек посмотрел сквозь очки – одним глазом на нее, другим в бумаги.
– Какой клад?
– Это клад синьора Антония Бонинчи, – объяснила Магдала. – Себас и я… мы вдвоем, в общем, нашли и перевели эту записку.
– Очень хорошо, – сказал капитан Бек, – если, конечно, не говорить о том, что книгу вы, Себастьян, все-таки могли бы и не прятать в кухне…
– А я ему говорила, – встряла Магдала.
Себас пнул ее локтем.
– Так что верните ее Розе, и будем считать вопрос закрытым.
Повар, до этого момента сосредоточенно рассматривавший линолеум, вскинулся:
– Капитан!
– Вы меня слышали, Перейра. Книгу отдайте Розе, ей место в библиотеке.
– Так я же не про книгу…
Капитан Бек задрал бровь.
– Это остров, – повар задыхался от волнения, Магдала замерла, оба были смешные, вытягивали шеи, как птенцы. – Остров…
– Мадалина!
Капитан фыркнул.
– Ну правда, сеньор капитан, – у юноши на глазах чуть не слезы закипали, – сеньор Бек, прошу вас… отдам я эту книгу, клянусь Девой Марией, отдам, но только мы же уже все посчитали и прочли, и…
– И нам бы туда, – тихонько сказала Магдала. – Это же, синьор капитан, все равно нам по пути.
– Много ты знаешь о наших путях, девочка, – буркнул капитан, пытаясь взглянуть на записку старика Бонинчи двумя глазами. – А ну ступайте отсюда, буйная поросль, пока я вас не отрядил палубу мыть!
– У нас техническая остановка на Азорах, вам повезло, – сказал суперкарго Миклош, серьезно хмуря густые брови. – А на Мадалину сами доплывете на нашем боте.
И ушел посмеиваясь.
Ночь перед высадкой, понятное дело, прошла без сна. Магдала вертелась в койке, пробовала читать, но вместо читаемого все ей представлялось, как Себас выпрыгнет на берег, протянет ей руку – крепкая, хорошая у него рука… Дальше в ушах начинало шуметь, тут и заснуть бы, но голос синьора Бонинчи, похожий на голос моря, принимался греметь: «Остров, нареченный Мадалина, пройдя от востока на запад, найдешь…» – а потом оказывалось, что часы тикают ужасно громко, что корабль пыхтит и что за переборкой скребется мелкий корабельный насельник – таракан или сверчок.
Остров Мадалина был плоский, с двумя-тремя цепочками скал, а так – песок да галька. Они быстро прошли его весь с востока на запад и на самом западном краю обнаружили невысокий обрыв. На четвереньках поползли
Себастьян выпрямился, глубоко вздохнул и перекрестился. Потом трижды сплюнул через плечо, лег на живот, потянул за цепь и…
– Не идет. Не выбирается никак. Застряла.
– Дай я, – сказала Магдала. Она поддернула джинсы, оттеснила Себаса в сторону и уперлась крепкими ногами в скалу. Попыхтев немного и повозив рукой в глубине расщелины, Магдала высвободила цепь, потянула за нее, Себас ревниво перехватил ржавые звенья:
– Давай сюда… смотри, какая старая, еще порвется, поранишься.
И на свет белый и золотой явился после стольких лет сундук Бонинчи.
Он был небольшой и не слишком тяжелый. Замок сбивать не пришлось: синьор Антоний аккуратно прикрепил ключ сбоку.
Сокровище внутри сундука было упаковано в старый мешок, под которым угадывался другой ящик, поменьше. Магдала и сообразить не успела, что к чему, как Себас легко разорвал трухлявую мешковину, откинул крышку и… И обернулся. Лицо у него было сияющее, нежное, как у херувима в соборе.
– Вот! Смотри!
– Что это?
Сокровище шуршало и шелестело. Оно было обернуто в тонкую полупрозрачную бумагу – Магдала такой никогда прежде не видела. Сокровище сверкало – но не блеском золота или драгоценностей, а тонкими красками, мягким бликом на гладкой поверхности лучшего в мире фарфора.
Пират-чревоугодник и клад оставил чревоугодничий: одну за другой молодой Перейра доставал из ящика легкие, как сон, плоские тарелки – с красавицами, волами и кленовыми листьями над быстрой водой. Пошарил поглубже – и вытащил мешочек, довольно тяжелый.
– Эх, штаны надела, и куда прикажешь высыпать? – проворчал он, растягивая кожаную завязку, разгрызая зубами неподатливый узелок. – Ладно, подставляй руки, что ли, посмотрим, что это!
Магдала подставила ладони ковшиком – и едва удержала высыпавшиеся в них тяжелые странные штуки и текучие цепочки, какие-то солнечные капли и живые брызги.
Она выронила половину на камни. И Себас с криком кинулся рыться и разбираться, что к чему.
Через минуту оба кладоискателя хохотали как безумные.
– Вииилка, – заливалась Магдала, тряся в ладони изогнутую, словно змея, глотающая свой хвост, серебряную, черненную от старости вилочку.
– Колокольчики, смотри.
И впрямь, крошечные ликерные рюмочки, с наперсток величиной и формой почти такие же, а в днище впаяны тонкие серебряные крючки, а к ним изнутри подвешены язычки, да не язычки это, а заостренные серебряные лопаточки – от кофейных ложечек, нет, меньше, небось от тех, которыми накладывают редкие яства. Динь-дон! Динь-дон! Десертные ложки, скрученные в причудливое ожерелье, диадема из половника, медальон из двух суповых ложек, похожий на раковину, а в нем – настоящая жемчужина, но не белая, а облачного, серого цвета.