Вчера
Шрифт:
Женщина умолкает с хмурым видом.
– Что должна понимать миссис Эванс?
– Разве вы не слышали утренние новости? – спрашивает она. – У дуо-моно-пар есть один шанс из четырех зачать ребенка-моно. Двадцать пять процентов, подумать только. Это весьма большой процент, по моему скромному мнению.
– Не понимаю, что в этом плохого.
– В этом мире более чем достаточно глупых моно, инспектор. Большинство убийств совершают моно. Разве это не факт? Моно и без того создают нам достаточно проблем. Дуо не должны раздавать направо и налево свои хромосомы. Вы со мной
– Не все моно глупы…
Она щурит глаза, ноздри раздуваются.
Проклятье. Остаток взрывоопасного ответа нужно проглотить, иначе она выставит меня из дома.
– …но я не сомневаюсь, что очень многие разделяют ваши чувства, – добавляю я, очень стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Факт: такие дуо, как эта Резерфорд, попадаются мне все время. Я не имею права выходить из себя, хотя заорать очень хочется.
Огромная погремушка несется к моей голове. Чтобы уклониться от снаряда, я выворачиваю шею и делаю это как раз вовремя. Он врезается в землю с пронзительным треском, что вызывает у Фреда громкий вопль восторга.
Миссис Резерфорд вздыхает.
– Простите, инспектор, – говорит она. – Фред просто шалит. Вы хотите спросить что-то еще?
– Нет, спасибо. – Я качаю головой. – Я уже все понял. Просто хотел узнать, от чего болит голова у людей на этой улице.
Пришло время последней двери, за которой живет кудрявая соседка в пурпурном платье, выходившая сегодня утром на крыльцо потаращиться на меня и на Клэр. Я стучу начищенным медным кольцом – женщина появляется через секунду, темные глаза горят огнем. Сейчас на ней цветастое вязаное платье, напоминающее восточный халат, в ушах большие кольца. Наманикюренные ногти выкрашены в пурпурный и зеленый цвета, в тон одежде, на каждом блестит фальшивый хрусталик.
– Здравствуйте, – говорю я, протягивая удостоверительный бейдж. – Ханс Ричардсон, полиция Кембриджшира, отдел уголовного розыска.
– Я видела, как вы сегодня утром выводили Марка из дому, – говорит она, слова выкатываются с носовым призвуком. – Он что-то не так сделал? Что-то плохое?
– Я не имею права отвечать, – говорю я, отчего ее лицо заливается недовольством. – Ваше имя, мадам?
– Кармен Миранда Скотт-Томас.
– Замечательное имя.
– Моя мама живет в Бразилии, она назвала меня в честь знаменитой самба-певицы. Но мой муж – англичанин.
– Вы дуо?
– Да.
– Могу я задать вам несколько вопросов о мистере и миссис Эванс?
– Конечно, – говорит она. – Входите.
Я захожу в гостиную. В ноздри ударяет мощная струя запаха сандалового дерева и пачули. В отличие от жилища Марты Браун, эта комната – сплошной плюш и бархат. В противоположной стене – балконные двери, ветер надувает пузырем расшитые бисером пурпурные шторы. Миссис Скотт-Томас указывает мне на мягкий диван с болотного цвета подушками. Я качаю головой, предпочитая стоять.
– Замечали ли вы что-нибудь необычное, – спрашиваю я, – вчера или позавчера? Кто-нибудь к ним приходил?
Миссис Скотт-Томас морщит лоб.
– Нет, – говорит она, – не думаю. Но опять-таки мне отсюда видна только их парадная
– Как насчет этой женщины? – Я протягиваю ей цветную фотокопию водительского удостоверения Софии. – Вы ее когда-нибудь видели?
Миссис Скотт-Томас с большим интересом изучает Софиино лицо. Но потом снова качает головой:
– Нет.
Нужно менять направление расспросов – мелкие отклонения от нормы тоже важны.
– Тогда скажите: может, что-то, наоборот, не происходило – из того, что обычно происходит?
У нее загораются глаза.
– Кажется, Марк вчера не выходил из дому. Но я могла просто не заметить.
– Обычно он не проводит целый день дома?
– Сейчас проверю. – Она идет к лежащей на диване сумке и достает оттуда дневник. – Ах да… дневник говорит, что каждый вторник и каждую пятницу Марк выходит по утрам на долгую пробежку. До Уотербича и обратно. Я как-то спросила зачем – зачем ему нужно дважды в неделю утрамбовывать асфальт? Он сказал, писателям надо двигаться, чтобы идеи тоже двигались у них в голове. Здорово, правда? Наверное, поэтому я и записала.
Действительно интересно. Если пробежки по пятницам так прочно вписаны в еженедельное расписание Марка, то удержать его дома должно было что-то очень неожиданное. Он сказал, что не хотел оставлять жену. Но могло быть и другое. То, о чем он не сказал.
– Что-нибудь еще не происходило, хотя должно было произойти?
– Два дня назад тут проезжал «фиат». А вчера его не было.
– Старый черный «фиат»?
Она кивает, на лице – оттенок удивления.
– В какое время?
– Ранним вечером. Направлялся в ту сторону. – Она указывает на западный край Гранчестерских лугов, на ту площадку, от которой начинается тропа в Гранчестер.
– Вы видели, кто был в машине?
– Женщина, это точно. Кажется, блондинка. Лицо не рассмотрела: стекла слишком темные.
– Она часто здесь катается?
– О да. – Миссис Скотт-Томас энергично кивает. – Обычно притормаживает перед их домом, потом опять разгоняется. Странно, да? Но это точно факт. Ой, смотрите, вон опять Марк…
Она показывает на окно. Марк Эванс подъезжает к своему особняку в пыльном черном «ягуаре». Выпрыгнув из машины, он долго и подозрительно смотрит на моего шофера и патрульную машину, припаркованную всего в нескольких ярдах от его дома. Хмуро оглядывается по сторонам, потом делает несколько шагов и распахивает заднюю дверцу. У меня округляются глаза при виде того, что он достает с сиденья, – гигантского букета бордовых роз. Наверное, не меньше сотни.
– Боже мой, инспектор! – пораженно выдыхает миссис Скотт-Томас; глаза у нее становятся круглыми, как хрустальные тарелки на стене. – Я в жизни не видала столько роз.
– Согласен.
– Марк, наверное, поругался с женой. Всерьез поругался. Серьезнее некуда.
– Откуда вы знаете?
– Чем гуще тень, тем глубже задница. Чем больше букет, тем выше куча дерьма. Мне приходят в голову два случайных факта. Марк любит красивые жесты, как моя мать. Театральные. Вот бы моему мужу хоть немножко такого. Никогда не дарит мне цветов.