Вдоль белой полосы

Перепечина Яна

То же самое говорили Агате почти все, кто видел её в те дни.

В начале ноября их курс делили на группы для сдачи одного из экзаменов.

— А можно мне с первой сдать? — попросила Агата.

— Причина? — спросила строгая преподавательница, не любившая никаких изменений в своих планах.

— У меня свадьба.

— Хорошо, — согласилась преподавательница и внесла её фамилию в список.

— Ты же уже выходила замуж. — Удивилась вслух одна из однокурсниц, а остальные просто молча уставились

на Агату.

— А теперь снова выхожу, — улыбнулась Агата и чуть не фыркнула, увидев оторопевшие лица однокурсниц, вспомнила слова Никиты и тоже сказала:

— Ужасное, ужасное падение нравов среди молодёжи. — И добавила: — Женятся и женятся. Никакой управы на них нет.

Девчонки рассмеялись и принялись расспрашивать Агату о подробностях. Она коротко рассказала об изменениях в своей жизни.

Одна из них, собиравшаяся на днях рожать Анечка Детченко, сказала:

— Агат, я не знаю, права ты или нет. Но одно тебе могу сказать: когда ты выходила замуж первый раз, то не выглядела счастливой. А сейчас просто светишься. Мне кажется, это любовь. Поэтому я тебе желаю того счастья, которое ты предвкушаешь.

— Кстати, да, — строго глядя на Агату, согласилась Влада, староста их группы. — И правда — светишься. И правда — счастья тебе.

Остальные согласно закивали.

— Спасибо, девчонки, — растрогано поблагодарила Агата, попрощалась и поспешила вниз. На улице её уже ждал Никита, который, как всегда встречал её после занятий: их курс последний, пятый, год учился вечером, после стажировки, и пары заканчивались поздно.

Счастливая Агата, сияя, рассказала Никите о разговоре с однокурсницами.

— Ну, вот видишь. — Обрадовался он. — А ты всё переживаешь. Нормальные люди поймут и не осудят. А мнение остальных тебя не должно интересовать. Ничего плохого ты не делаешь.

— Да, ты, конечно, прав, — улыбнулась Агата, в свете пролетающих мимо уличных фонарей вглядываясь в его лицо. Она всё никак не могла привыкнуть к тому, что теперь может смотреть на него, сколько хочет, и для этого не нужно прятаться за смородиной и бояться, что её заметят. Как, оказывается, это замечательно — просто смотреть на того, кого любишь.

Агата вспомнила, как несколько лет назад они с сестрой пришли на дачное озеро и увидели, что на другой стороне Никита с Митей прыгают с тарзанки. Агата, как заворожённая, шагнула в воду, оставив сестру играть с её подружками, и устремилась туда, к ним. Доплыв до середины, она смутилась, спряталась за кустиками какой-то озёрной растительности, и, радуясь тому, что умеет уверенно держаться на воде и что её не видно ни с одного из берегов, долго-долго смотрела на то, как Никита ловко выбирается из воды на высокий скользкий берег, хватается длинными сильными руками за палку и летит, летит к ней… Каждый раз ей казалось, что он долетит до неё. И каждый раз она одновременно страстно хотела этого и очень боялась.

Никита не долетал. Да это было и невозможно: тот берег, на котором

стояло дерево с тарзанкой, был далеко от укрытия Агаты. Но зато она могла видеть, как Никита выныривает, трясёт головой, вытирает мокрое лицо руками и смеётся, что-то говоря Мите. Агата в этот момент жадно впитывала каждую чёрточку, каждое движение Никиты, понимая, что такой возможности просто полюбоваться им может больше не быть.

И вот теперь она могла смотреть на него открыто и свободно, с полным правом невесты и любимой. Никита, словно слыша её мысли, никогда не возражал, хотя, как казалось Агате, немного смущался. Но она знала, что и он тоже долго-долго смотрит на неё, когда думает, что она не видит. И эти его взгляды были для неё лучшим доказательством её любви. Потому что Агата знала: так смотрит только тот, кто по-настоящему любит.

В этом непрекращающемся ощущении глубокого, мощного счастья Агату огорчало только одно: непонятное поведение Нюры. Ей она рассказала обо всём одной из первых, ещё летом, заехав к подруге с корзиной смородины. У Нюры на даче эта неприхотливая ягода почему-то расти отказывалась, а её бабушка и мама очень любили смородиновое варенье. Зная об этом, Агата привезла им большую корзину поздних ягод. Никита подвёз её и ждал во дворе.

Услышав новость, Нюра странно посмотрела на Агату и спросила:

— Ну, и где тот, кто лучше нашего Тони?

Счастливая Агата вытащила Нюру на балкон и показала:

— Вон там, видишь?

Сердце Агаты замирало от нежности и любви, когда она смотрела вниз, на Никиту. И она радостно улыбнулась подруге.

Нюра молча посмотрела и вернулась на кухню.

— Нюрик, ты меня извини, я побежала. А то Никите ещё домой возвращаться, а уже поздно. Я тебе позвоню на днях.

— Беги, — кивнула Нюра и закрыла за Агатой дверь, не дождавшись, когда придёт лифт.

— Как твоя подруга? — спросил Никита, когда появилась Агата.

— Обрадовалась ягодам, — Агата подскочила к нему и потянулась за поцелуем.

Никита склонился к ней, обнял и сказал:

— У неё квартира на одиннадцатом этаже?

— Да. А откуда ты знаешь? — удивилась Агата.

— Просто она сейчас смотрит на нас.

Агата быстро повернулась и широко и весело, чуть не подпрыгивая, от переполняющего её счастья, помахала Нюре, которая, действительно, стояла на балконе. Нюра пару раз махнула в ответ и скрылась.

— Поехали? — спросила Агата у Никиты.

— Поехали, — согласился он. Лицо его было невесёлым.

— Что случилось?

— Да пока ничего, — вздохнув, ответил Никита. — Но мне почему-то кажется, что сейчас ты потеряла подругу.

— Не может быть! — возразила Агата. — Нюра очень хорошая и любит меня.

— Для любящего человека она как-то странно себя вела, — заметил Никита, но, увидев, как вытянулось лицо Агаты, добавил: — Но, может быть, я не прав. Всё же я совсем не знаю Нюру.