Вдоль белой полосы
Шрифт:
— Знал.
— Ему было очень больно от этого?
Никита на миг замялся, не зная, как ответить, и просто сказал:
— Он любил тебя и хотел тебе счастья.
— Как же я обидела его, — с мукой в голосе произнесла Агата. — Я об этом думаю с тех пор, как узнала, что Митя погиб. До этого надеялась, что он уже забыл меня, познакомился с какой-нибудь хорошей девушкой и узнал, что такое взаимная любовь… А, может, так и было? — она снова посмотрела на Никиту, снова ожидая утешения. Он молча покачал головой, ненавидя себя за то, что опять не может
— Значит, всё-таки не успел… — в голосе Агаты слышались слёзы, но она сдерживала их и не давала им пролиться.
— Ты не должна винить себя. Потому что Митя тебя ни в чём не винил. Ему не нужна была жалость. Он просто любил тебя и ничего не требовал взамен. Мне кажется, когда по-настоящему любишь, вообще никаких требований быть не может. Ты просто счастлив тем, что можешь иногда видеть любимую или любимого, говорить с ней…
— Да, это так. Я знаю это, — тихо откликнулась Агата.
— Конечно, — согласился Никита и замер, когда она всё так же негромко, но как-то иначе, так, что сердце у него замерло, добавила:
— Я не про мужа.
Пару минут в машине было тихо, только шины шуршали по асфальту. Никита почему-то не слышал даже шум других автомобилей. Наконец Агата глубоко вздохнула, словно решаясь на что-то, и вдруг сказала:
— Я про тебя.
Если бы Никита водил чуть хуже, он наверняка не справился бы с управлением. А так только крепче сжал руль и ответил:
— Я тоже знаю. И я тоже не про бывшую жену. Про тебя.
И словно рухнула старая крепостная стена, старательно возводимая день за днём, месяц за месяцем, год за годом, но оказавшаяся не такой уж крепкой. А в образовавшиеся провалы хлынуло всё то, что столько лет сдерживалось, скрывалось, старательно умалчивалось и загонялось глубоко-глубоко.
Оба заговорили одновременно, смеясь, перебивая друг друга и даже плача. Вернее, Никита, конечно, не плакал. Но постоянно сглатывал набегающие и такие непривычные слёзы, которые, как ему раньше казалось, навсегда остались где-то в детстве. А Агата плакала. Сначала Никите было страшно и невыносимо больно от этих её слёз, будто они жгли его тело и — что гораздо больнее — душу. Но Агата каким-то невероятным образом всё поняла и шепнула:
— Ты не бойся. Это я от счастья. Оказывается, это такое счастье — говорить о том, что любишь, тому, кого любишь.
— Да, счастье, — согласился Никита, высматривая, где бы остановить машину. Но они, как назло, ехали в плотном потоке по Кольцевой дороге. И тогда он сделал единственное, что мог — протянул руку и вытер Агате слёзы. Она не дёрнулась, не отшатнулась, а обеими руками сильно прижала его ладонь к своей мокрой пылающей щеке и закрыла глаза. И было в этом столько нежности, любви, ласки и страсти, что Никита едва не застонал. Он тоже, пользуясь тем, что машины перед ними замерли, закрыл на миг глаза и почему-то вспомнил о голубянке. Ему тут же захотелось поделиться этим с Агатой.
— Я сейчас словно опять увидел… — начал он.
— Голубянку! —
— Ты тоже? — понял Никита.
— Да.
— У меня такое ощущение, словно это Митя её прислал.
— Он очень любил нас обоих…
— Да. Очень… Ты знаешь, я собирался улетать в Германию, когда узнал, что Митя погиб.
— Бабушка рассказывала мне. Но ты не улетел…
— Просто я не смог уехать оттуда, где живёшь ты… Хотел. Но не смог.
После кладбища Никита отвёз её на дачу. В ту же ночь Агате приснился сон. Она стояла на берегу их дачного озера и смотрела, как к ней плывёт лодка. В ней сидел улыбающийся Митя. Лодка мягко ткнулась носом в берег, Митя встал и протянул руку Агате. Счастливая Агата, которой так хотелось обнять его и рассказать, что по какому-то недоразумению они все вот уже год считали его погибшим, шагнула навстречу, собираясь присоединиться к Мите. Но тот покачал головой, ласково коснулся протянутой рукой её щеки и сказал:
— Нет, со мной не надо. Иди к Никите.
С этими словами он оттолкнулся веслом от берега и отплыл, всё так же нежно ей улыбаясь. А Агата заплакала, глядя ему вслед.
— Иди к Никите, — ещё раз, теперь строже, повторил Митя.
В этот момент Агата проснулась. Подушка была мокрой от слёз.
Утром она рассказала свой сон Никите, у которого как раз был выходной. Тот внимательно и серьёзно выслушал её и сказал только:
— Как же он нас любил…
Агата покачала головой:
— Как же он нас любит…
— Да, — согласился Никита. — Ты права. Любит.
Глава 27. Желание.
С родителями с того дня, как Агата ушла от Антона, не ладилось, зато бабушки, поняв, что происходит, сразу приняли их с Никитой сторону.
— Переезжай-ка, Агатушка, пока на дачу, — предложили они. — Родители остынут и всё поймут. А пока поживи здесь. Отдохнёшь, успокоишься, да и Никите удобно сюда ездить.
И Агата поняла, что бабушки правы. У Никиты на заводе продолжались круглосуточные испытания, он пока работал сутками, сменившись, сразу же приезжал к Агате, и они чуть ли не до утра гуляли и разговаривали, словно навёрстывая упущенное. Оказалось, что это так здорово — просто говорить, зная, что рядом с тобой человек, который поймёт.
Оба они вдруг словно вернулись на несколько лет назад, к тому времени, когда ещё не было в их жизни потерь и разочарований. Утром Агата просыпалась, выходила на улицу и видела, как в это же время спускается со своего крыльца Никита. Как так получалось, оба не понимали, но они словно слышали друг друга издалека, сквозь стены. А разговаривали так, что мама Никиты, как-то услышав их беседу спросила:
— Как у вас так получается?
— Что? — не понял Никита.
— Вы же постоянно заканчиваете фразы одновременно. Я слышала, что такое бывает. Но вижу впервые.