«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века
Шрифт:
Основываясь на подобных фактах, С. Б. Веселовский пришел к выводу, что Ф. Мишурин был дворцовым дьяком [1773] . С этим утверждением, однако, трудно согласиться. Во-первых, в источниках 30–40-х гг. XVI в. дворцовые дьяки никогда не смешиваются с великокняжескими дьяками, а к Федору Мишурину наименование «дворцовый» ни разу не прилагалось. Во-вторых, компетенция дворцовых дьяков, как мы вскоре убедимся, была значительно уже, а статус — ниже, чем у «ближних» государевых дьяков. Последние действовали вполне самостоятельно, зачастую не спрашивая указаний у дворецких или бояр. В частности, сохранились прямые свидетельства самоуправства Федора Мишурина. В жалованной грамоте Ивана IV В. Ф. Лелечину на село Дубовичи и деревню Маньясово от 28 января 1539 г. говорится, что упомянутые владения «отписал на меня, на великого князя, дияк наш Федор Мишурин в Резанском уезде, а сказал мне, великому князю, Василий Лелечин то село и деревню купил на Резани». На самом же деле, как выяснилось впоследствии, «Василей того села и деревни на Резани не купливал»: они достались ему как приданое его жены Богданы, дочери Хера Зеновьева [1774] . Столь же решительно вмешивался Ф. Мишурин и в церковное землевладение, и, по-видимому, с его инициативой следует связать предпринятую в середине 30-х гг. попытку ограничения покупки монастырями земель у служилых людей, о которой пойдет речь в следующей главе.
1773
Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV–XVII вв. М., 1975. С. 344.
1774
АСЗ.
Самоуправство влиятельного дьяка сходило ему с рук, пока оно оставалось в привычных рамках административно-хозяйственной деятельности, но первая же попытка Федора Мишурина вмешаться в борьбу придворных группировок и повлиять на раздачу думных чинов стоила ему головы: 21 октября 1538 г. он был казнен по приказу князей Шуйских и их сторонников [1775] .
Как показывает приведенный выше материал, государевы «большие» дьяки не имели какой-то определенной специализации. Тот же Федор Мишурин участвовал в дипломатических переговорах, подписывал жалованные грамоты и судные списки, контролировал земельные сделки. Сказанное относится и к другим дьякам, о которых псковские перебежчики говорили в сентябре 1534 г., что они «на Москве… всякии дела справують». Так, Елизар Цыплятев, помимо активного участия в переговорах с приезжавшими в Москву литовскими посольствами, ведал разрядными делами, т. е. учетом ратной и придворной службы детей боярских и дворян. В посольской книге отмечено, что во время приема литовских послов 14 января 1537 г. у государя «в избе» находились бояре, окольничие и дворецкие, «которые живут в думе, и дети боярские прибылные, которые в думе не живут; а писаны те дети боярские у наряду, у дьяков, у Елизара Цыплятева с товарищы» [1776] (выделено мной. — М. К.).
1775
ПСРЛ. Т. 29. С. 34. Подробнее см. выше, гл. 5.
1776
Сб. РИО. Т. 59. С. 65.
Н. П. Лихачев опубликовал отрывок из разрядных книг частной редакции, в котором упоминается о службе «в разрядах» дьяков Е. Цыплятева, А. Курицына и Г. Загрязского: «Того ж 7043 лета и 7044 и 7045 годов на Москве в разрядех Елизарей Цыплетев да Афонасей Курицын да Григорей Загряской, да у них в розрядех подъячеи Леонтей да Иван Вырубовы» [1777] . Исследователи по-разному оценивали достоверность и информативность приведенной записи. Сам Н. П. Лихачев считал ее вполне заслуживающей доверия и видел в ней отражение полного состава Разрядного приказа [1778] . А. К. Леонтьев также отнесся с доверием к этой записи, назвав ее «ценным свидетельством» произошедшего к 30-м гг. XVI в. перехода «от системы кратковременных поручений дьякам в области разрядного делопроизводства к их ведомственной специализации, завершившейся образованием особого разрядного ведомства (Разряд), во главе которого встал думный дьяк Е. Цыплятев „с товарищи“…» [1779] . А. А. Зимин, напротив, считал сведения частной редакции разрядных книг о «сидении» в разрядах в 1534–1537 гг. трех упомянутых дьяков сомнительными и не вполне достоверными [1780] .
1777
Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI века. СПб., 1888. С. 80 (правый столбец).
1778
Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI века. СПб., 1888. С. 80, 123.
1779
Леонтьев А. К. Образование приказной системы управления. С. 95.
1780
Зимин А. А. Дьяческий аппарат. С. 237, 246, 278.
На мой взгляд, информативная ценность опубликованной Н. П. Лихачевым поздней разрядной записи весьма невысока. Подтверждается только факт выполнения в 30-е гг. разрядных функций Е. И. Цыплятевым (см. приведенную выше цитату из посольской книги от 14 января 1537 г.) и Афанасием Курицыным: в разрядной книге упомянут «наказ», с которым осенью 1534 г., перед началом похода в Литву, был послан к стоявшим в Можайске воеводам дьяк Афанасий Федоров сын Курицына [1781] . О разрядной деятельности Г. Д. Загрязского никаких данных нет. Более того, хронология разрядной службы трех названных дьяков в процитированной выше поздней «памяти», попавшей в частную редакцию разрядных книг, столь же ненадежна, как и даты пожалования дворцовых чинов XVI в. в составленных в следующем столетии росписях. Е. Цыплятев и А. Ф. Курицын еще при Василии III ведали службой детей боярских и выдавали кормленные грамоты [1782] ; они продолжали исполнять эти функции и при юном Иване IV, по крайней мере до конца 30-х гг. [1783]
1781
РК 1598. С. 86.
1782
См.: Леонтьев А. К. Образование приказной системы управления. С. 87–88.
1783
См. кормленную грамоту кн. И. Ф. Горчакову Перемышльскому, которая была подписана около 1539 г. дьяком Цыплятевым (очевидно, Елизаром) с продлением на год, от 9 марта 1539-го до 28 февраля 1540 г.: АСЗ. Т. I. № 63. С. 53.
Что же касается приведенного выше утверждения А. К. Леонтьева о том, что якобы уже к 1530-м гг. произошел переход к ведомственной специализации разрядных дьяков и появилось само учреждение (Разряд), то, по-видимому, здесь мы имеем дело с крайностями институционального подхода, господствовавшего до недавнего времени в отечественной историографии. На самом деле все, что мы знаем о деятельности Цыплятева и Курицына, не позволяет говорить об исключительно «ведомственной» специализации обоих дьяков: как было показано выше, первый из них совмещал исполнение разрядных функций с активным участием в дипломатических переговорах, а второй в начале 1534 г. занимался подтверждением монастырских жалованных грамот (вместе с Ф. Мишуриным). К этому следует добавить, что выражение «разрядные дьяки», как отмечает сам Леонтьев, впервые появляется в источниках только в 1563 г., а «Разрядная изба» — в 1566 г. [1784]
1784
Леонтьев А. К. Образование приказной системы управления. С. 87.
Таким образом, в эпоху «боярского правления» особых «разрядных дьяков» (равно как и особых посольских дьяков) еще не было. В 1539 г. разрядные функции временно исполнял дьяк Третьяк Раков: в июне указанного года он посылался от имени великого князя к местничавшим воеводам в полки с увещеванием — отложить счеты до окончания службы [1785] . По-видимому, это поручение осталось кратким эпизодом в карьере Матвея Третьяка Михайлова сына Ракова: в 1537–1542 гг. он в основном упоминается в связи с участием в приемах литовских послов [1786] .
1785
РК 1598. С. 96.
1786
Сб. РИО. Т. 59. С. 65, 67, 102, 146, 166, 194.
В 40-е
1787
Леонтьев А. К. Образование приказной системы управления. С. 95–97.
1788
РГАДА. Ф. 281 (ГКЭ). Кострома. № 39/5006.
1789
АСЗ. Т. IV. № 166, 454, 456. С. 128, 335, 336.
1790
Архив СПб. ИИ. Кол. 2. Оп. 1. Д. 27. Л. 36 об. — 42 об. (дьячие подписи на сставах: л. 42 об.). Грамота опубл.: Материалы по истории Карелии XII–XVI вв. Петрозаводск, 1941. № 62. С. 151–154.
1791
Сб. РИО. Т. 59. С. 148, 269, 287, 309, 331.
Наряду с великокняжескими дьяками источники 30–40-х гг. XVI в. знают еще одну категорию приказных людей — дворцовых дьяков. Последние не обладали авторитетом и самостоятельностью государевых «ближних» дьяков; в своей деятельности они непосредственно подчинялись дворецким, о чем сохранилось прямое свидетельство. На обороте духовной памяти П. М. Молечкина (1523/24 г.) сделана характерная помета: «Лета 7042-го, марта 20 вторый день сю духовную грамоту Петра Мотфеева сына Молечкина по дворецкаго приказу Ивана Юрьевиня Поджогина дворъцовай дияк Поспел Неклюдов Лебедева выдал Петровой жене Алене и руку свою к сей духовной грамоте приложил» [1792] (выделено мной. — М. К.).
1792
АФЗХ. Ч. II. № 91. С. 88. Духовная покойного мужа была возвращена Алене вместе с его вотчиной, отписанной после смерти П. М. Молечкина (1531/32 г.) на государя. Дело было пересмотрено тверским дворецким И. Ю. Шигоной Поджогиным в пользу вдовы уже при новом великом князе, Иване IV, в марте 1534 г. (см.: Там же).
Круг обязанностей дворцовых дьяков ограничивался рамками дворцового ведомства. Показательно, что никто из них не участвовал в переговорах с иностранными представителями, хотя они нередко назначались приставами, которые должны были «беречь» послов и снабжать их продовольствием («кормом») [1793] . Угощение, которое от государева имени доставляли послам, также подлежало учету в дворцовом ведомстве [1794] .
Дворцовый дьяк Гаврила Щенок Васильев сын Белого принимал участие в декабре 1546 — январе 1547 г. в организации смотра невест для Ивана IV [1795] . Дьяки дворцового ведомства сопровождали царя в походах [1796] . Но все же чаще они упоминаются в источниках в связи с поземельными делами. Так, дворцовый дьяк Иван Третьяк Михайлов сын Дубровин в 1541/42 г. описывал вместе с писцами кн. Р. Д. Дашковым и Ф. Г. Адашевым Московский уезд [1797] . В июне 1536 г. дьяк Новгородского дворца Никита Великий вместе с великокняжеским дьяком Фуником Курцевым и конюхом Бундом Быкасовым отписывали на государя у монастырей и церквей пожни, на которые у владельцев не было жалованных грамот и которые не были записаны в писцовых книгах [1798] . Другой новгородский дворцовый дьяк, Дмитрий Тимофеев сын Скрипицын, распоряжался в начале 40-х гг. предоставлением земель и угодий на оброк [1799] .
1793
В январе 1537 г. одним из приставов у литовских послов был дворцовый дьяк Темир Мишурин; в марте 1542 г. аналогичное поручение выполнял дворцовый дьяк Юрий Данилов сын Звягин (Сб. РИО. Т. 59. С. 64, 145).
1794
См., например, запись в посольской книге (январь 1537 г.): «А что Иван [Тучков. — М. К.) возил от великого князя послом ествы и питья, и то писано у дворетцкого болшего у князя Ивана у Кубенского и у дьяков, у Бакаки Карачарова и у Обрюты Мишурина» (Там же. С. 67).
1795
Назаров В. Д. Свадебные дела XVI в. № 7, 8, 11. С. 119, 120.
1796
Так, в Казанском походе зимой 1547/48 г. царя сопровождали дворцовые дьяки Шестак Воронин и Гаврило Северицын: РК 1598. С. 115.
1797
См. выданную ими Троицкому слуге 3. Руготину правую грамоту: ОР РГБ. Ф. 303. Кн. 531. Л. 100–102 об.
1798
ПКНЗ. Т. I. С. 309, 328. Несколько лет эти пожни находились в ведении Новгородского дворца, а в 1539/40 г. по великокняжеской грамоте были переданы конюшему В. И. Шадрину (Там же. С. 351).
1799
ПКНЗ. М., 2004. Т. 4. С. 483; Самоквасов Д. Я. Архивный материал. Новооткрытые документы поместно-вотчинных учреждений Московского царства. М., 1909. Т. II. С. 383.
Еще один пример специализации на определенных видах административной деятельности являли собой ямские дьяки: они ведали дорогами и ямщиками и, помимо этих прямых обязанностей, выдавали полные и докладные грамоты на холопов [1800] . Ямские дьяки подчинялись казначеям, но вот собственно казенные дьяки почти до самого конца изучаемой эпохи в источниках практически не встречаются. Это обстоятельство дало повод к недоразумениям. А. А. Зимин, по сути, отождествлял казенных дьяков с великокняжескими, противопоставляя им дворцовых дьяков [1801] . Но с такой интерпретацией трудно согласиться. Как было показано выше, Федор Мишурин, самый влиятельный дьяк периода правления Елены Глинской, нередко выдавал грамоты вместе с дворецким кн. И. И. Кубенским, а к Казне он никакого отношения не имел. Нет оснований считать казенными дьяками и других крупных приказных дельцов 30-х — начала 40-х гг.: Е. И. Цыплятева, А. Ф. Курицына, Т. М. Ракова.
1800
Сведения о ямских дьяках XVI в. собраны и обстоятельно проанализированы: Колычева Е. И. Полные и докладные грамоты XV–XVI веков // АЕ за 1961 г. М., 1962. С. 72–81.
1801
Зимин А. А. Дьяческий аппарат. С. 284–285.