«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Кром Михаил Маркович

Напомню прежде всего, что Иван Петрович был сыном казначея Василия III — П. И. Головина, а сама эта должность была наследственной в семье Ховриных — Головиных на протяжении нескольких поколений. Кроме того, однажды (в 1543 г.) он уже выполнял обязанности второго казначея, помогая своему родственнику И. И. Третьякову (этот факт остался неизвестен В. Д. Назарову). Наконец, хотя после женитьбы Ивана IV на Анастасии Романовне Захарьины — Юрьевы находились на вершине могущества, они почему-то терпеливо ждали два года, пока И. И. Третьяков уйдет на покой, и только тогда И. П. Головин занял его место первого казначея.

Вообще сам факт длительного казначейства И. И. Третьякова (1538 — начало 1549 г.) и затем Ф. И. Сукина (1546–1560) показывает, что придворная борьба не оказывала определяющего влияния на персональный состав руководства Казны. При этом тот же Третьяков не стоял в стороне от дворцовых интриг: он принял, например, активное

участие в январском перевороте 1542 г., примкнув к заговору князей Шуйских [1675] . Тем не менее казначей сохранил свой пост и после того, как его союзники Шуйские утратили влияние при дворе. Ссылка на уже упомянутую семейную традицию Ховриных — Головиных — Третьяковых, сменявших друг друга в руководстве Казны, в данном случае мало что объясняет. Скорее нуждается в объяснении сама долговечность этой традиции.

1675

ПСРЛ. СПб., 1904. Т. 13, ч. 1. С. 141, прим. 1; СПб., 1906. Ч. 2. С. 439. Подробнее об этих событиях см. выше, гл. 5.

На мой взгляд, прочность позиций казначеев в эпоху «дворцовых бурь» объяснялась тем, что их должность не была объектом притязаний со стороны придворных аристократов. Отметим прежде всего, что никто из казначеев в 30–40-е гг. не имел думского звания, не был боярином или окольничим. Местнический статус этой должности был сравнительно невысок: в разрядах царских походов в июле и декабре 1547 г. казначей (Ф. И. Сукин) упомянут после областных дворецких и непосредственно перед дьяками [1676] . То же место казначеям И. И. Третьякову и Ф. И. Сукину отведено и в «боярском списке», датируемом осенью 1547 г. [1677]

1676

РК 1598. С. 111, 113. В этих походах царя сопровождал второй казначей (Ф. И. Сукин), в то время как первый казначей (И. И. Третьяков) оставался в Москве.

1677

Назаров В. Д. О структуре «государева двора» в середине XVI в. Прил. № 2. С. 53.

Кроме того, должность казначея отнюдь не была некой синекурой: она требовала опыта и деловых навыков в сфере управления финансами (вот здесь-то и проявлялась важность семейной традиции, восполнявшей отсутствие в России официальных школ, где готовили бы будущих администраторов). Необходимость специальных знаний и непрестижный — в глазах аристократии — характер службы казначеев сближали их с дьяками, которых первые опережали лишь на одну ступень в придворной иерархии. Казначеев и дьяков, несомненно, с большим основанием, чем дворецких (не говоря уже о боярах!), можно назвать нарождающейся бюрократией.

* * *

Подобно другим учреждениям дворцового типа, Казна, с одной стороны, обеспечивала хозяйственные нужды великокняжеского двора, а с другой — выполняла ряд важных общегосударственных функций.

Как и в минувшие столетия, в описываемое время Казна оставалась сокровищницей, хранилищем ценностей великокняжеской семьи. По случаю торжественных церемоний меха и другие ценные вещи извлекались из сундуков. Так, накануне царской свадьбы, 29 января 1547 г., казначеям был дан наказ («память») о том, какое количество соболей и собольих шуб они должны были приготовить к предстоящей церемонии [1678] .

1678

Назаров В. Д. Свадебные дела XVI в. // ВИ. 1976. № 10. С. 121. Док. № 13.

В обязанности казначеев входило также материальное обеспечение приема иностранных посольств, включая встречу, размещение послов на отведенном им подворье и выдачу продовольствия («корма»). Вероятно, перед встречей очередного посла или гонца подьячий или иное должностное лицо, которому это было поручено, получал соответствующие инструкции от казначея. Порой в этом деле возникали накладки: упоминание об одной из них попало в посольскую книгу.

Когда 18 января 1543 г. в Москву прибыл литовский посланник Станислав Петрашкевич, подьячему Никите Берлядинову было велено его встретить за городом, на Дорогомилове. Но подьячий, как сказано в посольской книге, «литовсково посланника встретити не успел — затем, что Иван Третьяков отпустил ево поздо, а съехался с литовским посланником у подворья, на котором

дворе ему стояти» (выделено мной. — М. К.). Произнеся по инструкции («по записи») заранее заготовленную речь, Никита поставил посланника на подворье «и корм ему дал по записи» [1679] .

1679

Сб. РИО. Т. 59. С. 206.

Более расторопным оказался подьячий Митка Ковезин, встречавший 28 августа того же года литовского гонца Томаса Моисеевича: встретив его, как было положено, на Дорогомилове, он проводил гонца до подворья и поместил его там. Затем подьячий доложил об успешном выполнении дела казначеям — «и, приехав, Митка явился казначеям Ивану Ивановичу Третьякову с товарищи» [1680] (выделено мной. — М.К.).

По-видимому, подобными организационными мерами и ограничивалось в описываемое время участие Казны во внешнеполитической деятельности. За весь изучаемый период (1534–1548) казначеи ни разу не включались в состав боярских комиссий, ведших переговоры с иностранными послами; не упоминаются они и в числе лиц, присутствовавших на дипломатических приемах в Кремле [1681] .

1680

Там же. С. 214.

1681

См. сохранившиеся посольские книги сношений с Крымом 1533–1539, 1545–1548 гг. (РГАДА. Ф. 123. Кн. 8, 9) и Литвой 1533–1537, 1542–1544 гг. (Сб. РИО. Т. 59. С. 1–263).

Следует подчеркнуть, что в предшествующую эпоху ситуация была совершенно иной: казначей Д. В. Овца Ховрин в 1490–1500-х гг. активно участвовал в переговорах с послами европейских и восточных стран; в правление Василия III подобные сведения есть и в отношении племянника Д. В. Ховрина — казначея П. И. Головина [1682] . То обстоятельство, что в 30–40-х гг. XVI в. казначеи, по-видимому, находились в стороне от руководства внешней политикой, снижало престиж их ведомства в глазах княжеско-боярской знати. С другой стороны, как я старался показать выше, невысокий местнический статус казначеев «защищал» их от притязаний придворных аристократов и косвенно способствовал стабильной работе Казны в условиях политического кризиса.

1682

Зимин А. А. Формирование боярской аристократии. С. 272–273.

Основной функцией Казны как главного финансового органа страны был сбор налогов и пошлин, а также надзор за выполнением натуральных повинностей. К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжении источники содержат лишь отрывочные данные об этой важнейшей стороне деятельности казенного ведомства. Специфика сохранившегося актового материала такова, что о системе сбора налогов мы узнаем, как правило, в связи с пожалованием или нарушением иммунитетных прав тех или иных привилегированных землевладельцев. Так, в жалованной тарханно-несудимой грамоте Ивана IV Симонову монастырю от 20 октября 1536 г. на два села в Дмитровском уезде говорится: «И даньщики мои дмитровские тех монастырских сел в данские книги не пишут, ни дани, никаких своих пошлин не емлют» [1683] .

1683

АФЗХ/АМСМ. № 54. С. 58.

Как явствует из процитированного документа, сборщики налогов — даньщики — вели учет податного населения с помощью особых «данских» книг. Но они не находились на вверенной им территории постоянно, а объезжали ее время от времени, отвозя затем собранную дань в Казну. Это видно из другого документа — указной грамоты даньщикам далекой северной волости Кереть и Ковда, выданной от имени Ивана IV 16 февраля 1542 г. по приказу казначея И. И. Третьякова. В грамоте прямо предусмотрена ситуация, «коли будут данщики наши в отъезде, а к тому сроку [имеется в виду назначенный пятинедельный срок судебного разбирательства. — М. К.] в Керети и в Ковду не поспеют» [1684] .

1684

АСЭИ/АСМ. № 89. С. 58.