Вдруг выпал снег. Год любви

Авдеенко Юрий Николаевич

Сосновский ключом отпер дверь. Свет в кабинете горел: светила настольная лампа. Белый колпак ее был треснут и даже немного надколот. Капитан помог Лиле снять дубленку. Игнатов, естественно, снял шинель бел посторонней помощи. На Лиле был розовый свитер с высоким горлом.

— Задача у вас посильная, — сказал Сосновский, почему-то озабоченно разглядывая свой собственный кабинет. — Необходимо подготовить три песни. Две программные. И одну по требованию публики.

Лиля ничего не ответила. Кивнула. Села на угол стола. Вынула сигарету из пачки, лежавшей рядом

с настольной лампой. Сосновский щелкнул зажигалкой. Когда Лиля прикурила, капитан сказал:

— Я оставляю вас одних. Давайте работайте.

Игнатов взял гитару, сел на стул, что стоял слева от двери, возле вешалки. Тронул струны. Лиля молча наблюдала за ним.

— Какие песни вы будете петь? — не в силах справиться с напряжением, осевшим голосом спросил Игнатов.

— Я над этим не думала.

Прямота ответа озадачила Игнатова. Он пожал плечами. Накрыл струны ладонью. Повернул голову к Лиле, заставляя себя поднять глаза. Лиля тоже смотрела на него. Курила и смотрела, точно была в зоопарке. Тогда Игнатов поставил гитару между ног, достал сигареты. Закурил. Лиля улыбнулась. Несколько минут они курили, И молча смотрели друг на друга. Потом Лиля сказала:

— Давайте так, Славик… Я буду напевать. А вы старайтесь под меня подстроиться.

— Давайте, Лиля, — согласился он.

Небо гладит сосны облаками, Стрельбище как стриженый газон. Ночь обходит тихими шагами Наш солдатский, дальний гарнизон. В лунный час нам повстречаться нужно. Радугу потрогать на мосту.

Голос у Лили был приятный. Пела она искренне, доверительно. Игнатов понял, что, усиленный микрофоном, такой голос не уступит голосу профессиональной эстрадной певицы.

Помнишь, пели: «Здравствуй, и прощай!» Пели: «Ты меня не забывай, Я твоею дружбой дорожу, Городок, в котором я служу».

Он быстро схватил нужный ритм и верную тональность. Лиля только один раз поморщилась и, подняв руку, запротестовала. Но Славка и без этого уловил свою ошибку. По привычке буркнул:

— Виноват.

— Припев лучше чуть побыстрее, — сказала Лиля. — Та-та-ра-та… та-та…

Дело, кажется, пошло на лад. Но тут началась демонстрация фильма. Звук пронизывал стенки насквозь. О продолжении репетиции не могло быть и речи.

Лиля сказала:

— Завтра воскресенье. И вы свободны.

— В принципе.

— А вообще?

— Вообще работенка всегда может найтись.

— На репетицию вас отпустят?

— Будем надеяться.

— Это уже лучше, — заключила Лиля. — Приходите сюда в клуб после завтрака, к десяти часам. Договорились?

— Договорились.

Он подал ее дубленку. Она сказала:

— Спасибо.

Они вместе вышли из клуба. И он надеялся, что, возможно,

ему посчастливится проводить ее до самого дома.

Было уже темно. И морозно. Снег падал совсем редкий, заметный лишь возле фонарей.

— Интересная здесь зима, — сказал Игнатов.

— Чем же она интересная? — без любопытства спросила Лиля. Бросила в его сторону быстрый насмешливый взгляд.

Славка смотрел себе под ноги, потому взгляда не заметил.

— Морозом, — пояснил он.

— Зима должна быть морозной, — возразила Лиля. — Лето жарким, а зима морозной.

— Я на юге вырос. На Черном море. Там другой климат. Зимы дождливые.

Он знал и понимал, что все и всегда говорят о погоде, когда говорить не о чем. Но с чего-то следовало начать разговор. Не мог же он молчать как памятник. А потом вдруг проситься в провожатые.

— Дождливая зима — это плохо, — заметила Лиля.

Тема разговора иссякла. Игнатов тоскливо посмотрел на небо, которого просто не было видно, на дорогу, такую короткую, от фонаря до фонаря. Хотел было спросить: «Не скучно вам жить в гарнизоне?» Но тут из темноты, чуть присыпанные снегом, вышли два офицера. Старший лейтенант Хохряков и лейтенант Березкин.

— Лилечка! — обрадованно закричал Хохряков. — Такая встреча! Вы разве не будете смотреть фильм?

— Я видела его раньше. — Лиля остановилась.

— Повторение — мать учения, — заявил Хохряков и взял ее за руки.

Славка замедлил шаг. Березкин узнал его:

— Игнатов, вы почему не в клубе?

— Я был на репетиции, товарищ лейтенант.

Игнатов теперь стоял, смотрел в сторону офицеров и Лили. Но Лиля не обращала на него внимания, словно и не репетировала с ним, и минуту назад не разговаривала о погоде.

— Все равно, — строго сказал Березкин, — идите в клуб… В казарму вернетесь вместе с ротой…

…Это была первая армейская ночь, которую Игнатов провел беспокойно. Дважды поднимался, вздыхал и чадил в курилке вонючей сигаретой…

Утро разродилось туманом. За обочиной черно скалился лес. Тенями выплывали дома в запахах прогоревшего угля, которым отапливались все гарнизонные кочегарки. Дорога была посыпана песком небрежно, так обычно получалось в туман, когда сержанту непросто уследить за работой дежурного отделения. Игнатову самому не раз приходилось утром расчищать дорогу от снега и посыпать песком. Он знал, как это делалось.

Клуб утопал в тишине и, естественно, в тумане. Но сквозь туман все же можно было различить амбарный замок на входных дверях. Часы показывали пять минут одиннадцатого… Посвистывая, Игнатов минут десять топтался вопле клуба. Возвращаться в казарму не хотелось…

«Необязательная особа», — думал о Лиле Славка.

Но Лиля все-таки пришла — с опозданием на полчаса.

— Вы уже здесь, Славик! Молодцом! — сказала она. И пояснила: — Мне пришлось зайти к Сосновскому за ключом.

Репетировали они на сцене. Клуб был еще не топлен. Лиля дубленку не сняла и не разрешила Игнатову снять шинель. Он только расстегнул пуговицы.