ВДВ. С неба — в бой

Скрынников Михаил Федорович

Прилетели в Фергану. Работаем день, второй, на третий день меня просит к телефону Жигульский. В начале разговора спросил, как в полку идет учебный процесс, а потом следует вопрос в лоб: «Миша, скажи, ты бывал в компании со Степанычем?» Он думал, что я еще не в курсе кляузы, которую прислала женщина. «Да не был я в той компании». И дальше продолжает: «К письму бабенка приложила фотографию всей компании, но тебя там действительно нет. Сейчас со всеми офицерами, которые отметились на фотографии и указаны в письме, разбирается секретарь парткома Борисевич. Ему приказал Сухорукое. Готовим партийное собрание, как вернешься из Ферганы, так сразу будем его проводить». К концу недели наша группа вернулась в Москву, а в понедельник партийное собрание. На собрании были все, даже Сухоруков, он тоже состоял на партучете в нашей партийной организации. Слово предоставили секретарю парткома Борисевичу. Полностью содержание письма он зачитывать не стал, по его словам, дальше одна похабщина. Нам стало понятным, письмо написано под диктовку человека, который работал в управлении. В письме были

указаны города и точные числа убытия офицеров в командировку, а это служебная тайна. Вскоре все стало на свои места. В административно-хозяйственной части управления работала некая Марина. Она же и свела Степаныча со своей племянницей. Закрутился, завертелся роман, а дальше еще больше. Особа потребовала, чтобы Степаныч бросил семью и женился на ней. Дело зашло далеко, бедолага еле успел опомниться, а девушка требовала продолжения романа. Степаныч набрался мужества и сказал своей зазнобе, что семью не бросит. Тогда она решила отомстить, а чтобы письмо было более убедительным, вложила в конверт фотографию, на которой вместе с женщинами на ее же дне рождения были мои товарищи, а также указала целый ряд фамилий офицеров с краткой характеристикой каждого. Про Поливоду она написала, что он импотент, хотя он там не был, но в списке и его фамилия стояла, а про меня и Крутенко, что у нас в каждом городе есть любимые женщины, да и про других разную ерунду написала. Марина, оказывая услугу родственнице, по всей видимости, от недостатка ума не подумала о тех последствиях, которые могут ее ожидать. Командующий решил все по-своему, чтобы гром вдруг наверху не загремел снова, пригласил к себе нашего Ромео и предложил ему уволиться по болезни, а к концу службы у каждого военного можно найти целый букет болезней. Одновременно руководство ожидало от нас резкого осуждения похождений нашего партийного товарища, вплоть до исключения из партии. Именно на исключение из партии руководство ставку и делало, нам как бы об этом намекнули. Во время перерыва мы решили, что за исключение из партии голосовать не будем, не стоит такого наказания его проступок. Они дома сами разберутся, а нам постельное белье нет смысла перебирать, решили твердо на своем стоять. Наступил момент голосования. За исключение из партии — одно руководство! За выговор — все остальные. Руководство зароптало, объявили перекур. За дверями провели консультации. Сухоруков почувствовал исход голосования и покинул заранее партийное собрание. Снова голосование. Результат не изменился. Мы не уберегли товарища от увольнения, но исключить его из партии руководству не позволили. В то время партийный билет много стоил, и его лишение было бы своеобразным приговором для него. После у нас со Степанычем был свой разговор. К вечеру о результатах голосования на партсобрании боевой подготовки знали все офицеры штаба, разговоры были разного толка, но вскоре об этом случае забыли и забыли даже о том, что Владимир больше у нас не служит.

Однажды в штабе пополз слух, что Сухоруков уходит на повышение, вскоре эти слухи подтвердились. Командующий был назначен заместителем министра обороны, начальником главного управления кадров. Через неделю Сухоруков уже в другом качестве нам представлял нового командующего войсками, генерал-полковника Калинина, который в свое время командовал ошским полком, а позднее был замкомдивом Ферганской дивизии. Так что я его знал по совместной службе, а однажды даже убедился в том, что он и меня помнит. Когда он знакомился с войсками, операторы меня включили в состав рабочей группы, которая на местах регулировала порядок знакомства с частями и подразделениями, а также для показа учебной базы.

В Каунасе на стрельбище он у меня уточнил: «Ну как, здесь лучше, чем в Фергане?» Ну, раз помнит, будет легче служить, про себя отметил я.

Из-за частых командировок очень мало времени уделял семье. Мне, как отцу, с сыном повезло, учился он хорошо, не баловался, в подъездах вечерами не околачивался и не курил. В один из майских дней жена мне говорит: «Постарайся быть дома хоть в день окончания сыном школы». Пообещал жене и сыну, что на выпускном вечере обязательно буду, и слово сдержал. Мы вместе с женой и другими родителями присутствовали при вручении нашим детям аттестата зрелости. После практически всю ночь не спали в ожидании сына, а вернулся он далеко за полночь и матери говорит, утром мы всем классом собираемся у Варвары на квартире, вот только бы не проспать. В какое учебное заведение поступать, мы с ним давно уже обговорили. В то время было престижно учиться в военном институте иностранных языков. Он туда поступил.

А я все продолжал совершать турне по войскам, но только в сапогах, и остальные мои товарищи из боевой подготовки не отставали, а Шведов тот вообще из командировок не вылезал. Приезжал только за получкой да на партийные собрания. Вот здесь обязаловка работала, он любил на собраниях выступать и все про учебный центр.

Через два года от нас ушел Калинин, его утвердили в должности командующего Московским военным округом, или, как его за престижность еще называли, Арбатским округом, а его кабинет занял Ачалов, тоже десантник.

Прошло еще какое-то время. Однажды, возвращаясь из очередной командировки, приземлились на аэродроме Чкаловский и автобусом поехали в управление. Мы были приятно удивлены, когда за окнами автобуса стали мелькать афиши с десантной символикой. Нам даже удалось прочитать содержание необычной рекламы. На базе спорткомплекса ЦСКА проводится соревнование на первенство ВДВ по рукопашному бою. Мы оживленно стали обсуждать предстоящее мероприятие. Все сошлись в едином мнении: реклама добавляет очки и без того большому

авторитету Воздушно-десантных войск. Оказывается, реклама о предстоящем соревновании мелькала на экранах телевизоров, передавалась по радио. Чтобы соревнования в таком большом комплексе прошли организованно и не было язвительных замечаний со стороны местной администрации в адрес ВДВ, Ачалов приказал распределить комплекс по секторам и организовать дежурство офицеров. Само собой разумеется, наибольшая ответственность легла на плечи офицеров боевой подготовки. Каждый получил участок работы. Меня назначили комендантом соревнований.

В ближайшую субботу состоялись соревнования по рукопашному бою. Еще задолго до открытия комплекса собралось огромное количество народа, особенно много молодых парней. В то время было очень престижно служить в десантных войсках. Да и сегодня среди молодежи есть еще желание служить в этих войсках. Ну как же, сами десантники между собой будут оспаривать призовые места. В десантное училище конкурс при поступлении был выше, чем в престижные вузы страны.

За считаные минуты весь зрительный зал был заполнен до отказа, еле отсекли остальную толпу и закрыли двери. Что естественно вызвало бурю возмущения: одним можно, а другим нельзя. Да всем можно, только зал всех вместить не может, но это молодежь меньше всего волновало. С трудом удавалось удерживать свободные места для приглашенных высоких гостей. Мы ожидали приезда министра обороны и командующего. Я с группой десантников через стекло всматривался в людское море, чтобы не проспать приезд начальства. Кто-то из офицеров мне кричит: «Ачалов около служебного входа, через толпу пройти к двери не может». Командую: «Парни, за мной и бегом к служебному входу». А сам думаю, нормальные гости входят со стороны парадного. С трудом открываем двери, еще тяжелее было сделать в толпе коридор. Ачалов протискивается сам, а я веду его жену за руку. Зашли в холл, командующий мне с возмущением: «Почему бардак на территории?» Не смог я ему ответить, почему многие пришли на это соревнование. Снимут с должности. Мы его так и прозвали Фотограф. Всегда грозил: «Сниму с должности». Но, насколько мне помнится, никого так и не снял. И далее более примирительно: «Ладно, смотри внимательно, сейчас подъедет Субботин, наш куратор от ЦК, приведешь его ко мне». Внимательно осмотрел толпу на улице и увидел через стекло куратора от ЦК, тот стоял в стороне и курил. Он мне потом скажет, что через эту толпу только на танке можно было проехать. Отвел своего сослуживца к Ачалову, по дороге он мне говорит: «А Горячев здесь?» — «Где-то здесь, недавно видел». — «Давайте после соревнования встретимся и посидим где-нибудь». — «Ладно, а пока смотри представление».

Тяжело было поддерживать порядок среди гражданских лиц, хорошо, что предусмотрительно пригласили ОМОН, тем более среди бойцов были в основном десантники, они помогали поддерживать порядок внутри помещения. Закончился первый день соревнований. Для официальных лиц в «греческом зале» накрыли стол. Ключ от зала на хранении был у меня. Внутри мы организовали наблюдение за движением vip-пepcoн, чтобы не повторить утренней ошибки. Как только vip-персоны зашевелились, я тут же открыл зал, а они туда толпой. Минут через тридцать вышли расслабленные, довольные, уж очень расхваливали организацию соревнования. Жена Ачалова мне лично подала руку и сказала: «Спасибо». А командующий предупредил, чтобы завтра все были на своих местах заранее.

Минут через десять после отъезда гостей ко мне подошел Пикаускас: «Михаил Федорович, там что-нибудь осталось?» — «Не знаю, сейчас открою». Съестного на столах было много. «Останьтесь со мной, а то еще оговорят». Он выпил чашку чая, съел бутерброд, взял пару конфет. «Сейчас можно и до вечера терпеть. Большое спасибо», — и ушел. Я, как Плюшкин, дверь на замок и стал дожидаться тыловиков. Предупредил их, что завтра все начинаем сначала. На следующий день народу меньше не стало. К концу соревнований все двери были открыты, а через несколько минут в зале было очень тесно, да и ковер, на котором проходили схватки, не всем был виден. Тем не менее молодежь была очень довольна. В штабе еще несколько дней кряду обсуждали соревнование, в основном подобные жаркие дискуссии проходили в курительной комнате, где синева дыма мешала рассмотреть лица офицеров.

В один из дней открылась дверь, и на пороге показался оперативный дежурный: «Как вы такой смрад переносите? В пятнадцать часов совещание в актовом зале, проводит командующий».

«Вскоре к нам прилетает Дик Чейни, министр обороны США», — такими словами Ачалов начал совещание. Мы были удивлены и внимательно слушали. В конце восьмидесятых наметилось некоторое потепление между СССР и НАТО. Уже считали, сколько надо иметь танков СССР до Урала и сколько за Уралом, сокращали количество ракет и другого тяжелого вооружения. Сначала американцы удивлялись уступкам Горбачева, а затем обнаглели и сами стали навязывать свою волю Союзу. Вот в такое время Москва и принимала заморского гостя.

Конечно, бани, попойки были предусмотрены, но надо было показать и непобедимую армию и действия солдата на поле боя и вообще боевую подготовку советского солдата. Предусматривалось посещение Диком Чейни десантников. Ближе всех к Москве дислоцировалась Тульская дивизия, она и должна была перед гостем отдуваться за все десантные войска. Нам всем нашлась работа в Туле. Показательные занятия готовили по высшему классу и даже не думали пасовать перед нашим недавним противником. Одновременно готовили сержантов и младших офицеров, которые будут самостоятельно проводить занятия с отделением, взводом перед американцами. Параллельно готовили батальонное тактическое учение с десантированием и боевой стрельбой. Это учение и было козырной картой всей показательной программы.